Приключения Оливера Твиста | |
возможно, что он попытался бы это сделать и началась бы новая погоня,
если бы в эту минуту не пробился сквозь толпу полисмен (который в таких
случаях обычно является последним) и не схватил Оливера за шиворот.
- Ну, вставай! - грубо сказал он.
- Право же, это не я, сэр. Право же, это два других мальчика! - воск-
ликнул Оливер, с отчаянием сжимая руки и осматриваясь вокруг. - Они
где-нибудь здесь.
- Ну, здесь их нет, - сказал полисмен. Он хотел придать иронический
смысл своим словам, но они соответствовали истине: Плут и Чарли Бейтс
удрали, воспользовавшись первым подходящим для этой цели двором. - Вста-
вай!
- Не обижай его! - мягко сказал старый джентльмен.
- Нет, я-то его не обижу! - отвечал полисмен и к доказательство своих
слов чуть не сорвал с Оливера куртку. - Идем, я тебя знаю, брось эти
штуки. Встанешь ты, наконец, на ноги, чертенок?
Оливер, который едва мог стоять, ухитрился подняться на ноги, и тот-
час его потащили за шиворот по улице. Джентльмен шагал рядом с полисме-
ном, а те из толпы, что были попроворнее, забежали вперед и то и дело
оглядывались на Оливера. Мальчишки торжественно орали, а они продолжали
путь.
ГЛАВА XI повествует о мистере Фунге, полицейском судье, и дает неко-
торое представление о его способе отправлять правосудие
Преступление было совершено в районе, входившем в границы весьма из-
вестного полицейского участка столицы. Толпа имела удовольствие сопро-
вождать Оливера только на протяжении двух-трех улиц и по так называемому
Маттон-Хилл, а затем его провели под низкой аркой в грязный двор поли-
цейского суда. В этом маленьком мощеном дворике их встретил дородный
мужчина с клочковатыми бакенбардами на лице и связкой ключей в руке.
- Что тут еще случилось? - небрежно спросил он.
- Охотник за носовыми платками, - ответил человек, который привел
Оливера.
- Вы - пострадавшая сторона, сэр? - осведомился человек с ключами.
- Да, я, - ответил старый джентльмен, - но я не уверен в том, что
этот мальчик действительно стащил у меня носовой платок... Мне... мне бы
хотелось не давать хода этому делу...
- Теперь остается только идти к судье, - сказал чело - век с ключами.
- Его честь освободится через минуту. Ступай, молодой висельник.
Этими словами он пригласил Оливера войти в отпертую им дверь, ведущую
в камеру с кирпичными стенами. Здесь Оливера обыскали и, не найдя у него
ничего, заперли.
Камера своим видом и размерами напоминала погреб, но освещалась куда
хуже. Она оказалась нестерпимо грязной; было утро понедельника, а с суб-
ботнего вечера здесь сидели под замком шестеро пьяниц. Но это пустяки. В
наших полицейских участках каждый вечер сажают под арест мужчин и женщин
по самым ничтожным обвинением - это слово достойно быть отмеченным - в
темницы, по сравнению с которыми камеры в Пьюгете, заполненные самыми
опасными преступниками, коих судили, признали виновными и приговорили к
смертной казни, напоминают дворцы. Пусть тот, кто в этом сомневается,
сравнит их сам.
Когда ключ заскрежетал в замке, старый джентльмен был опечален почти
так же, как Оливер. Он со вздохом обратился к книге, которая послужила
невольной причиной происшедшего переполоха.
- В лице этого мальчика, - сказал старый джентльмен, медленно отходя
от двери и с задумчивым видом похлопывая себя книгой по подбородку, - в
лице этого мальчика есть что-то такое, что меня трогает и интересует.
Может ли быть, что он не виновен? Лицо у него такое... Да, кстати! -
воскликнул старый джентльмен, вдруг остановившись и подняв глаза к небу.
- Ах, боже мой! Где ж это я раньше мог видеть такое лицо?
После нескольких минут раздумья старый джентльмен все с тем же сосре-
доточенным видом вошел в прихожую перед камерой судьи, выходившую во
двор, и здесь, отступив в угол, воскресил в памяти длинную вереницу лиц,
над которыми уже много лет назад спустился сумеречный занавес.
- Пет! - сказал старый джентльмен, покачивая головой. - Должно быть,
это моя фантазия!
Он снова их обозрел. Он вызвал их, и нелегко было вновь опустить на
них покров, так долго их скрывавший. Здесь были лица друзей, врагов, лю-
дей, едва знакомых, назойливо выглядывавших из толпы; здесь были лица
молодых, цветущих девушек, теперь уже старух; здесь были лица, искажен-
ные смертью и сокрытые могилой. Но дух, властвующий над ней, по-прежнему
облекал их свежестью и красотой, вызывая в памяти блеск глаз, сверкающую
улыбку, сияние души, просвечивающей из праха, и то неясное, что нашепты-
вает красота из загробного мира, изменившаяся лишь для того, чтобы
вспыхнуть еще ярче, и отнятая у земли, чтобы стать светочем, который
озаряет мягкими, нежными лучами тропу к небесам.
Но старый джентльмен не мог припомнить ни одного лица, чьи черты мож-
но было найти в облике Оливера. С глубоким вздохом он распрощался с про-
бужденными им воспоминаниями и, будучи, к счастью для себя, рассеянным
старым джентльменом, снова похоронил их между пожелтевших страниц книги.
Он очнулся, когда человек с ключами тронул его за плечо и предложил
следовать за ним в камеру судьи. Он поспешно захлопнул книгу и предстал
перед лицом величественного и знаменитого мистера Фэнга.
Камера судьи помещалась в первой комнате с обшитыми панелью стенами.
Мистер Фэнг сидел в дальнем конце, за перилами, а у двери находилось
нечто вроде деревянного загона, куда уже был помещен бедный маленький
Оливер, весь дрожавший при виде этой устрашающей обстановки.
Мистер Фэнг был худощавым, с длинной талией и несгибающейся шеей,
среднего роста человеком, с небольшим количеством волос, произраставших
на затылке и у висков. Лицо у него было хмурое и багровое. Если он на
самом деле не имел обыкновения пить больше, чем было ему полезно, он мог
бы возбудить в суде против своей физиономии дело о клевете и получить
щедрое вознаграждение за понесенные убытки.
Старый джентльмен почтительно поклонился и, подойдя к столу судьи,
сказал, согласуя слова с делом:
- Вот моя фамилия и адрес, сэр.
Затем он отступил шага на два и, отвесив еще один учтивый
джентльменский поклон, стал ждать допроса.
Случилось так, что в этот самый момент мистер Фэнг внимательно читал
передовую статью в утренней газете, упоминающую одно из недавних его ре-
шений и в триста пятидесятый раз предлагающую министру внутренних дел
обратить на него особое и чрезвычайное внимание. Он был в дурном распо-
ложении духа и, нахмурившись, сердито поднял голову.
- Кто вы такой? - спросил мистер Фэнг.
Старый джентльмен с некоторым удивлением указал на свою визитную кар-
точку.
- Полисмен, - сказал мистер Фэнг, презрительно отбрасывая карточку
вместе с газетой, - кто этот субъект?
- Моя фамилия, сэр, - сказал старый джентльмен, как подобает говорить
джентльмену, - моя фамилия, сэр, Браунлоу... Разрешите узнать фамилию
судьи, который, пользуясь защитой своего звания, наносит незаслуженное а
и ничем не вызванное оскорбление почтенному лицу.
С этими словами мистер Браунлоу окинул взглядом комнату, словно отыс-
кивая кого-нибудь, кто бы доставил ему требуемые сведения.
- Полисмен, - повторил мистер Фэнг, швыряя в сторону лист бумаги, - в
чем обвиняется этот субъект?
- Он ни в чем не обвиняется, ваша честь, - ответил полисмен. - Он
выступает обвинителем против мальчика, ваша честь.
Его честь прекрасно это знал; но это был превосходный способ досадить
свидетелю, да к тому же вполне безопасный.
- Выступает обвинителем против мальчика, вот как? - сказал Фэнг, с
ног до головы смерив мистера Браунлоу презрительным взглядом. - Приведи-
те его к присяге!
- Прежде чем меня приведут к присяге, я прошу разрешения сказать одно
слово, - заявил мистер Браунлоу, - а именно: я бы никогда не поверил, не
убедившись на собственном опыте...
- Придержите язык, сэр! - повелительно сказал мистер Фэнг.
- Не желаю, сэр! - ответил старый джентльмен.
- Сию же минуту придержите язык, а не то я прикажу выгнать вас отсю-
да! - воскликнул мистер Фэнг. - Вы наглец! Как вы смеете грубить судье?
Что такое? - покраснев, вскричал старый джентльмен.
- Приведите этого человека к присяге! - сказал Фэнг клерку. - Не же-
лаю больше слышан, ни единого слова. Приведите его к присяге.
Негодование мистера Браунлоу было безгранично, но, сообразив, быть
может, что он только повредит мальчику, если даст волю своим чувствам,
мистер Браунлоу подавил их и покорно принес присягу.
- Ну, - сказал Фэнг, - в чем обвиняют этого мальчика? Что вы и моею
сказать, сэр?
- Я стоял у книжного ларька... - начал мистер Браунлоу.
- Помолчите, сэр, - сказал мистер Фэнг. - Полисмен! Где полисмен?..
Вот он. Приведите к присяге этого полисмена... Ну, полисмен, в чем дело?
Полисмен с надлежащим смирением доложил о том, как он задержал обви-
няемого, как обыскал Оливера и ничего не нашел, и о том, что он больше
ничего об этом не знает.
- Есть еще свидетели? - осведомился мистер Фэнг.
- Больше никого нет, сэр, - ответил полисмен.
Мистер Фэнг несколько минут молчал, а зятем, повернувшись к потерпев-
шему, сказал с неудержимой злобой:
- Намерены вы изложить, в чем заключается ваше обвинение против этого
мальчика, или не намерены? Вы принесли присягу. Если вы отказываетесь
дать показание, я вас покараю за неуважение к суду. Чтоб вас...
Конец фразы остается неизвестным, ибо как раз в надлежащий момент
клерк и тюремщик очень громко кашлянули, и первый уронил на пол - разу-
меется, случайно-тяжелую книгу, благодаря чему слова невозможно было
расслышать.
Мистер Браунлоу, которого много раз перебивали и поминутно оскорбля-
ли, ухитрился изложить свое дело, Заявив, что в первый момент, растеряв-
шись, он бросился За мальчиком, когда увидел, что тот удирает от него:
затем он выразил надежду, что судья, признав мальчика виновным не в во-
ровстве, но в сообщничестве с ворами, окажет ему снисхождение, не нару-
шая закона.
- Он и без того уже пострадал, - сказал в заключение старый
джентльмен. - И боюсь, - энергически добавил он, бросив взгляд на судью,
- право же, боюсь, что он болен!
- О да, конечно! - насмешливо улыбаясь, сказал мистер Фэнг. - Эй вы,
бродяжка, брось эти фокусы! Они тебе не помогут. Как тебя зовут?
Оливер попытался ответить, но язык ему не повиновался. Он был смер-
тельно бледен, и ему казалось, что все в комнате кружится перед ним.
- Как тебя зовут, закоснелый ты негодяй? - спросил мистер Фэнг. - По-
лисмен, как его зовут?
Эти слова относились к грубоватому, добродушному на вид старику в по-
лосатом жилете, стоявшему у перил. Он наклонился к Оливеру и повторил
вопрос, но, убедившись, что тот действительно не в силах понять его, и
зная, что молчание мальчика только усилит бешенство судьи и приведет к
более суровому приговору, он рискнул ответить наобум.
- Он говорит, и его его зовут Том Уайт, ваша честь, - сказал этот
мягкосердечный охотник за ворами.
- О, так он не желает разговаривать? - сказал Фэнг. - Прекрасно,
прекрасно. Где он живет?
- Где придется, ваша честь! - заявил полисмен, снова притворяясь,
будто Оливер ему незнаком.
- Родители живы? - осведомился мистер Фэнг.
- Он говорит, что они умерли, когда он был совсем маленький, ваша
честь, - сказал полисмен над гад, как говорил обычно.
Когда допрос достиг этой стадии. Оливер поднял голову и, бросив умо-
ляющий взгляд, слабым голосом но просил глоток воды.
- Вздор! - сказал мистер Фэнг. - Не вздумай меня дурачить.
- Мне кажется, он и в самом деле болен, ваша честь, - возразил полис-
мен.
- Мне лучше знать, - сказал мистер Фэнг.
- Помогите ему, полисмен, - сказал старый джентльмен, инстинктивно
протягивая руки, - он вот-вот упадет!
- Отойдите, полисмен! - крикнул Фэнг. - Если ему угодно, пусть пада-
ет.
Оливер воспользовался милостивым разрешением и, потеряв сознание,
упал на пол. Присутствующие переглянулись, но ни один не посмел ше-
вельнуться.
- Я знал, что он притворяется, - сказал Фэнг, словно это было неопро-
вержимым доказательством пригворства. - Пусть он так и лежит. Ему это
скоро надоест.
- Как вы намерены решить это дело, сэр? - спросил клерк.
- Очень просто! - ответил мистер Фэнг. - Он приговаривается к трехме-
сячному заключению и, разумеется, к тяжелым работам. Очистить зал!
Открыли дверь, и два человека приготовились унести бесчувственного
мальчика в тюремную камеру, как вдруг пожилой человек в поношенном чер-
ном костюме, на вид пристойный, но бедный, ворвался в комнату и напра-
вился к столу судьи.
- Подождите! Не уносите его! Ради бога, подождите минутку! - восклик-
нул вновь прибывший, запыхавшись от быстрой ходьбы.
Хотя духи, председательствующие в подобных местах, пользуются полной
и неограниченной властью над свободой, добрым именем, репутацией, чуть
ли не над жизнью подданных ее величества, в особенности принадлежащих к
беднейшим классам, и хотя в этих стенах ежедневно разыгрываются такие
фантастические сцены, что ангелы могли бы выплакать себе глаза, однако
это скрыто от общества, разве только кое-что проникает в печать.
Вследствие этого мистер Фэнг не на шутку вознегодовал при виде незваного
гостя, столь неучтиво нарушившего порядок.
- Что это? Кто это такой? Выгнать этого человека! Очистить зал! -
вскричал мистер Фэнг.
- Я буду говорить! - крикнул человек. - Я не позволю, чтобы меня выг-
нали! Я все видел. Я владелец книжного ларька. Я требую, чтобы меня при-
вели к присяге! Меня вы не заставите молчать. Мистер Фэнг, вы должны ме-
ня выслушать! Вы не можете мне отказать, сэр.
Этот человек был прав. Вид у него был решительный, а дело принимало
слишком серьезный оборот, чтобы можно было его замять.
- Приведите этого человека к присяге! - весьма недружелюбно проворчал
мистер Фэнг. - Ну, что вы имеете сказать?
- Вот что: я видел, как три мальчика - арестованный и еще двое слоня-
лись по другой стороне улицы, когда этот джентльмен читал книгу. Кражу
совершил другой мальчик. Я видел, как это произошло и видел, что вот
этот мальчик был совершенно ошеломлен и потрясен.
К тому времени достойный владелец книжного ларьки немного отдышался и
уже более связно рассказал, при каких обстоятельствах была совершена
кража.
- Почему вы не явились сюда раньше? - помолчав, спросил Фэнг.
- Мне не на кого было оставить лавку, - ответил тот. - Все, кто мог
бы мне помочь, приняли участие в погоне. Еще пять минут назад я никого
не мог найти, а сюда я бежал всю дорогу.
- Истец читал, не так ли? - осведомился Фэнг, снова помолчав.
- Да, - ответил человек. - Вот эту самую книгу, которая у него в ру-
ке.
- Эту самую, да? - сказал Фэнг. - За нее уплачено?
- Пет, не уплачено, - с улыбкой ответил книгопродавец.
- Ах, боже мои, я об этом совсем забыл! - простодушно воскликнул рас-
сеянный старый джентльмен.
- Что и говорить, достойная особа, а еще возводит обвинения на бедно-
го мальчика! - сказал Фэнг, делая комические усилия казаться сердо-
больным. - Я полагаю, сэр, что вы завладели этой книгой при весьма по-
дозрительных и порочащих вас обстоятельствах. И можете считать себя
счастливым, что владелец ее не намерен преследовать вас по суду. Пусть
это послужит вам уроком, любезнейший, а не то правосудие еще займется
вами... Мальчик оправдан. Очистить зал!
- Черт побери! - вскричал старый джентльмен, не в силах больше сдер-
живать свой гнев. - Черт побери! Я...
- Очистить зал! - сказал судья. - Полисмены, слышите? Очистить зал!
Приказание было исполнено. И негодующего мистера Браунлоу, который
был вне себя от гнева и возмущения, выпроводили вон с книгой в одной ру-
ке и с бамбуковой тростью в другой. Он вышел во двор, и бешенство его
мгновенно улеглось. На мощеном дворе лежал маленький Оливер Твист в
расстегнутой рубашке и со смоченными водой висками; лицо его было смер-
тельно бледно, дрожь пробегала по всему телу.
- Бедный мальчик, бедный мальчик! - сказал мистер Браунлоу, наклонив-
шись к нему. - Карету! Пожалуйста, пусть кто-нибудь наймет карету. Пос-
корее!
Появилась карета, и когда Оливера бережно опустили на одно сиденье,
старый джентльмен занял другое.
- Разрешите поехать с вами? - попросил владелец книжного ларька, заг-
лядывая в карету.
- Ах, боже мой, конечно, дорогой сэр! - быстро ответил мистер Браун-
лоу. - Я забыл о вас. Боже мой, боже мой! У меня все еще эта злополучная
книга! Влезайте поскорее! Бедный мальчуган! Нельзя терять ни минуты.
Владелец книжного ларька сел в карету, и они уехали.
ГЛАВА XII, в которой об Оливере заботятся лучше, чем надо бы то ни,
было, а в которой снова повествуется о веселом старом джентльмене и его
молодых друзьях.
Карета с грохотом катила почти той же дорогой, какой шел Оливер, ког-
да впервые вступил в Лондон, сопутствуемый Плутом, и, доехав до "Ангела"
в Излингтоне, свернула в другую сторону и, наконец, остановилась у чис-
тенького домика в тихой, окаймленной деревьями улице близ Пентонвила.
Здесь Оливеру была немедленно приготовлена постель, и сам мистер Браун-
лоу проследил, чтобы в нее бережно уложили его юного питомца; здесь за
ним ухаживали с бесконечной нежностью и заботливостью.
Но в течение многих дней Оливер оставался нечувствительным к доброте
своих новых друзей. Солнце взошло и зашло, и снова взошло и зашло, и это
повторялось много раз, а мальчик по-прежнему метался на кровати к иссу-
шающем жару лихорадки. Червь совершает свою работу над трупом не с
большей уверенностью, чем этот медленно ползущий огонь над живым телом.
Слабый, худой и бледный, он очнулся, наконец, словно после долгого
тревожного сна.
- Что это за комната? Куда меня привели? - спросил Оливер. - Мне
здесь никогда не случалось спать.
Он был очень истощен и слаб, и эти слова произнес тихим голосом, но
их тотчас же услышали. Полог у изголовья кровати быстро отдернули, и
добродушная старая леди, опрятно и скромно одетая, поднялась с кресла у
самой кровати, в котором она сидела, занимаясь шитьем.
- Тише, дорогой мой, - ласково сказала старая леди. - Ты должен ле-
жать очень спокойно, иначе опять заболеешь. А тебе было очень плохо, так
плохо, что хуже и быть не может. Ложись, будь умником!
С этими словами старая леди осторожно уложила голову Оливера на по-
душку и, откинув ему волосы со лба с такой добротой и любовью посмотрела
на него, что он невольно схватил исхудалой рукой ее руку и обвил се вок-
руг своей шеи.
- Господи помилуй! - со слезами на глазах сказала старая леди. - Ка-
кое благодарное милое дитя! И какой он хорошенький! Что почувствовала бы
его мать, если бы все это время она сидела, как я, в его кровати и могла
поглядеть на него сейчас!
- Может быть, она меня видит, - прошептал Оливер, складывая руки. -
Может быть, она сидела подле меня. Мне казалось, будто она сидела.
- Это тебя от лихорадки, дорогой мой, - ласково сказала старая леди.
- Должно быть, - ответил Оливер, - потому что небо от нас очень дале-
ко, а они там слишком счастливы, чтобы прийти к постели больного мальчи-
ка. Но если она знала, что я болен, она и там должна была пожалеть меня,
ведь она сама перед смертью была очень больна. Впрочем, она ничего не
может обо мне знать, - помолчав, добавил Оливер. - Если бы она видела,
как меня обижали, ее бы это опечалило, но, когда она мне снилась, лицо у
нее всегда было ласковое и счастливое.
Старая леди ничего на это не ответила; вытерев сначала глаза, а потом
лежавшие на одеяле очки, словно они являлись неотъемлемой частью глаз,
она подала Оливеру какое-то прохладительное питье, а затем, погладив его
по щеке, сказала, что он должен лежать очень спокойно, а не то опять за-
болеет.
И Оливер лежал очень спокойно, отчасти потому, что хотел во всем по-
виноваться доброй старой леди, а отчасти, сказать по правде, и потому,
что очень ослабел после этого разговора. Вскоре он задремал, а проснулся
от света свечи, поставленной у его постели, и увидел джентльмена, кото-
рый, держа в руке большие и громко тикающие золотые часы, пощупал ему
пульс и сказал, что ему гораздо лучше.
- Тебе гораздо лучше, не правда ли, милый? - сказал джентльмен.
- Да, благодарю вас, - ответил Оливер.
- Я знаю, что лучше, - сказал джентльмен. - И тебе хочется есть,
правда?
- Нет, сэр, - ответил Оливер.
- Гм! - сказал джентльмен. - Я знаю, что не хочется. Ему не хочется
есть, миссис Бэдуин, - с глубокомысленным видом сказал джентльмен.
Старая леди почтительно наклонила голову, как бы давая понять, что
считает доктора очень умным человеком. По-видимому, и сам доктор был то-
го же мнения.
- Тебя клонит в сон, правда, мой милый? - сказал доктор.
- Нет, сэр, - ответил Оливер.
- Так! - сказал доктор с очень проницательным и довольным видом. -
Тебя не клонит в сон. И пить не хочется, правда?
- Пить хочется, сэр, - ответил Оливер.
- Я так и предполагал, миссис Бэдуин, - сказал доктор. - Очень ес-
тественно, что ему хочется пить. Вы можете дать ему немного чаю, судары-
ня, и гренок без масла. Не укрывай его его слишком тепло, но, будьте
добры, позаботьтесь, чтобы ему не было холодно.
Старая леди сделала реверанс. Доктор, отведав освежающее питье и вы-
разив свое одобрение, поспешно удалился; башмаки его скрипели очень вну-
шительно и чванливо, когда он спускался по лестнице.
Вскоре после этого Оливер снова задремал, а когда он проснулся, было
около полуночи. Старая леди ласково пожелала ему спокойной ночи и оста-
вила его на попечение толстой старухи, которая только что пришла, прине-
ся с собой в узелке маленький молитвенник и большой ночной чепец. Надев
чепец на голову и положив молитвенник на стол, старуха сообщила, что
пришла ухаживать за ним ночью, а затем придвинула стул поближе к камину
и погрузилась в сон, который то и дело прерывался, потому что она клева-
ла носом, охала и сопела. Впрочем, никакой беды от этого не приключи-
лось, только по временам она просыпалась и сильно терла нос, после чего
снова засыпала.
Медленно тянулись ночные часы. Оливер долго не спал, считая светлые
кружочки, которые отбрасывала на потолок тростниковая свеча, заслоненная
экраном, или всматриваясь усталым взором в сложный рисунок на обоях.
Сумрак и тишина в комнате были торжественны. Они навеяли мальчику мысль
о том, что в течение многих дней и ночей здесь витала смерть и, быть мо-
жет, еще теперь в комнате сохранился след ее страшного присутствия; он
уткнулся лицом в подушку и стал горячо молиться.
Наконец, он заснул тем глубоким, спокойным сном, какой приходит
только после недавних страданий, тем безмятежным, тихим сном, который
мучительно нарушит. Если такова смерть, кто захотел бы воскреснуть для
борьбы и треволнений жизни со всеми ее заботами о настоящем, тревогой о
будущем и прежде всего тяжелыми воспоминаниями о прошлом!
Давно уже рассвело, когда Оливер открыл глаза; он почувствовал себя
бодрым и счастливым. Кризис благополучно миновал. Оливер возвратился в
этот мир.
Прошло три дня - и он уже мог сидеть в кресле, со всех сторон обло-
женный подушками; а так как он все еще был очень слаб и не мог ходить,
миссис Бэдуин - Экономка - на руках перенесла его вниз, в маленькую ком-
натку, которую она занимала. Усадив его здесь у камина, добрая старая
леди тоже села и, в восторге оттого, что он чувствует себя гораздо луч-
ше, расплакалась не на тушу.
- Не обращай на меня внимания, дорогой мой, - сказала старая леди. -
Я хочу хорошенько поплакать... Ну вот, все уже прошло, и у меня очень
весело на душе.
- Вы очень, очень добры ко мне, сударыня, - сказал Оливер.
- Полно, не думай об этом, дорогой мой, - сказала старая леди. - Это
никакого отношения не имеет к твоему бульону, а тебе давно уже пора его
покушать, потому что доктор позволил мистеру Браунлоу навестить тебя се-
годня утром, и у тебя должен быть наилучший вид: чем лучше будет у тебя
вид, чем он будет довольнее.
И с этими словами старая леди принялась разогревать в кастрюльке
большую порцию бульона, такого крепкого, что, по мнению Оливера, если
разбавить этот бульон надлежащим образом, он мог бы послужить обедом, по
самому скромному подсчету, на триста пятьдесят бедняков.
- Ты любишь картины, дорогой мой? - спросила старая леди, заметив,
что Оливер пристально смотрит на портрет, висевший на стене, как раз
против его кресла.
- Право, не знаю, сударыня, - ответил Оливер, не спуская глаз с холс-
та. - Я видел так мало картин, что и сам хорошенько не знаю. Какое прек-
расное, кроткое лицо у этой леди!
- Ах! - сказала старая леди. - Живописцы всегда рисуют леди красивее,
чем они есть на самом деле, иначе у них не было бы заказчиков, дитя мое.
Человек, который изобрел машину, снимающую портреты, мог бы догадаться,
что она не будет пользоваться успехом. Она слишком правдива, слишком
правдива, - сказала старая леди, от души смеясь своей собственной остро-
те.
- А это... это портрет, сударыня? - спросил Оливер.
- Да, - сказала старая леди, на минутку отвлекаясь от бульона, - это
портрет.
- Чей, сударыня? - спросил Оливер.
- Право, не знаю, дорогой мой, - добродушно ответила старая леди. -
Думаю что этой особы на портрете мы с тобой не знаем. Он кок будто тебе
понравился?
- Он такой красивый, - сказал Оливер.
- Да уж не боишься ли ты его? - спросила старая леди, заметив, к
большому своему изумлению, что мальчик с каким-то благоговейным страхом
смотрит на картину.
- О нет! - быстро ответил Оливер. - По глаза какие печальные, и с то-
го места, где я сижу, кажется, будто они смотрят на меня. У меня начина-
ет сильно биться сердце, - шепотом добавил Оливер, - словно этот портрет
живой и хочет заговорить со мной, но не может.
- Господи помилуй! - вздрогнув, воскликнула старая леди. - Не надо
так говорить, дитя мое. Ты еще слаб, и нервы у тебя не в порядке после
болезни. Дай-ка я передвину твое кресло к другой стене, и тогда тебе не
будет его видно. Вот так! - сказала старая леди, приводя свое намеренье
в исполнение. - Уж теперь-то ты его не видишь.
Оливер видел его духовным взором так же ясно, как будто не менял мес-
та; но он решил не огорчать добрую старую леди; поэтому он кротко улыб-
нулся, когда она взглянула на него. Миссис Бэдуин, радуясь тому, что он
успокоился, посолила бульон и положила туда сухариков; исполняя эту тор-
жественную процедуру, она чрезвычайно суетилась. Оливер очень быстро по-
кончил с бульоном. Едва успел он проглотить последнюю ложку, как в дверь
тихонько постучали.
- Войдите, - сказала старая леди.
И появился мистер Браунлоу. Старый джентльмен очень бодро вошел в
комнату, но как только он поднял очки на лоб и заложил руки за спину под
полы халата, чтобы хорошенько всмотреться в Оливера, лицо его начало
как-то странно подергиваться. Оливер казался очень истощенным и прозрач-
ным после болезни. Из уважения к своему благодетелю он сделал неудачную
попытку встать, закончившуюся тем, что он снова упал в кресло. А уж если
говорить правду, сердце мистера Браунлоу, такое большое, что его хватило
бы на полдюжины старых джентльменов, склонных к человеколюбию, заставило
его глаза наполниться слезами благодаря какому-то гидравлическому про-
цессу, который мы отказываемся объяснить, не будучи в достаточной мере
философами.
- Бедный мальчик, бедный мальчик! - откашливаясь, сказал мистер Бра-
унлоу. - Я немножко охрип сегодня, миссис Бэдуин. Боюсь, что простудил-
ся.
- Надеюсь, что нет, сэр, - сказала миссис Бэдуин. - Все ваши вещи бы-
ли хорошо просушены, сэр.
- Не знаю, Бэдуин, не знаю, - сказал мистер Браунлоу. - Кажется, вче-
ра за обедом мне подали сырую салфетку, но это неважно... Как ты себя
чувствуешь, мой милый?
- Очень хорошо, сэр, - ответил Оливер. - Я очень благодарен, сэр, за
вашу доброту ко мне.
- Славный мальчик... - решительно сказал Мистер Браунлоу. - Вы ему
дали поесть, Бэдуин? Какого-нибудь жиденького супу?
- Сэр, он только что получил тарелку прекрасного, крепкого бульону, -
ответила миссис Бэдуин, выпрямившись и делая энергическое ударение на
последнем слове, как бы давая этим понять, что жиденький суп и умело
приготовленный бульон не состоят ни в родстве, ни в свойстве.
- Уф! - вымолвил мистер Браунлоу, передернув плечами. - Рюмки две хо-
рошего портвейна принесли бы ему гораздо больше пользы. Не правда ли,
Том Уайт?
- Меня зовут Оливер, сэр, - с удивлением сказал маленький больной.
- Оливер, - повторил мистер Браунлоу. - Оливер, а дальше как? Оливер
Уайт, да?
- Нет, сэр. Твист; Оливер Твист.
- Странная фамилия, - сказал старый джентльмен. - Почему же ты сказал
судье, что тебя зовут Уайт?
- Я ему этого не говорил, сэр, - с недоумением возразил Оливер.
Это так походило на ложь, что старый джентльмен довольно строго пос-
мотрел на Оливера. Немыслимо было не поверить ему: тонкое, исхудавшее
лицо его дышало правдой.
- Какое-то недоразумение! - сказал мистер Браунлоу.
У него больше не было оснований пристально смотреть на Оливера, тем
не менее мысль о сходстве его с каким-то знакомым лицом снова овладела
старым джентльменом с такой силой, что он не мог отвести взгляд.
- Надеюсь, вы не сердитесь на меня, сэр? - спросил Оливер, устремив
на него умоляющий взгляд.
- Нисколько! - сказал старый джентльмен. - Что же это значит?.. Бэду-
ин, смотрите!
С этими словами он быстро указал на портрет над головой мальчика, а
потом на лицо Оливера. Это была живая копия. Те же черты, глаза, лоб,
рот. И выражение лица то же, словно мельчайшая черточка была воспроизве-
дена с поразительной точностью!
Оливер не узнал причины такого неожиданного восклицания, потому что у
него еще не было сил перенести вызванное этим потрясение, и он потерял
сознание.
Обнаруженная им слабость дает нам возможность удовлетворить интерес
читателя к двум юным ученикам веселого старого джентльмена и поведать о
том, что, когда Плут и его достойный друг юный Бейтс приняли участие в
погоне за Оливером, начавшейся вследствие того, что они, как было описа-
но выше, незаконным образом присвоили личную собственность мистера Бра-
унлоу, - ими руководила весьма похвальная забота о самих себе. А так как
истый англичанин прежде всего и с наибольшей гордостью хвастается граж-
данскими вольностями и свободой личности, то вряд ли нужно обращать вни-
мание читателя на то, что поведение Плута и юного Бейтса должно подняв
их в глазах всех общественных деятелей и патриотов в такой же мере, в
какой это неопровержимое доказательство их беспокойства о собственной
безопасности и благополучии утверждает и подкрепляет небольшой свод за-