Даниэл Дефо
Робинзон Крузо
OCR Палек, 1998 г.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Семья Робинзона. - Его побег из родительского дома
С самого раннего детства я больше всего на свете любил море. Я зави-
довал каждому матросу, отправлявшемуся в дальнее плавание. По целым ча-
сам я простаивал на морском берегу и не отрывая глаз рассматривал кораб-
ли, проходившие мимо.
Моим родителям это очень не нравилось. Отец, старый, больной человек,
хотел, чтобы я сделался важным чиновником, служил в королевском суде и
получал большое жалованье. Но я мечтал о морских путешествиях. Мне каза-
лось величайшим счастьем скитаться по морям и океанам.
Отец догадывался, что у меня на уме. Однажды он позвал меня к себе и
сердито сказал:
- Я знаю: ты хочешь бежать из родного дома. Это безумно. Ты должен
остаться. Если ты останешься, я буду тебе добрым отцом, но горе тебе,
если ты убежишь! - Тут голос у него задрожал, и он тихо прибавил: - По-
думай о больной матери... Она не вынесет разлуки с тобою.
В глазах у него блеснули слезы. Он любил меня и хотел мне добра.
Мне стало жаль старика, я твердо решил остаться в родительском доме и
не думать более о морских путешествиях. Но увы! - прошло несколько дней,
и от моих добрых намерений ничего не осталось. Меня опять потянуло к
морским берегам. Мне стали сниться мачты, волны, паруса, чайки, неиз-
вестные страны, огни маяков.
Через две-три недели после моего разговора с отцом я все же решил
убежать. Выбрав время, когда мать была весела и спокойна, я подошел к
ней и почтительно сказал:
- Мне уже восемнадцать лет, а в эти годы поздно учиться судейскому
делу. Если бы даже я и поступил куда-нибудь на службу, я все равно через
несколько ней убежал бы в далекие страны. Мне так хочется видеть чужие
края, побывать и в Африке и в Азии! Если я и пристроюсь к какому-нибудь
делу, у меня все равно не хватит терпения довести его до конца. Прошу
вас, уговорите отца отпустить меня в море хотя бы на короткое время, для
пробы; если жизнь моряка не понравится мне, я вернусь домой и больше ни-
куда не уеду. Пусть отец отпустит меня добровольно, так как иначе я буду
вынужден уйти из дому без его разрешения.
Мать очень рассердилась на меня и сказала:
- Удивляюсь, как можешь ты думать о морских путешествиях после твоего
разговора с отцом! Ведь отец требовал, чтобы ты раз навсегда позабыл о
чужих краях. А он лучше тебя понимает, каким делом тебе заниматься. Ко-
нечно, если ты хочешь себя погубить, уезжай хоть сию минуту, но можешь
быть уверен, что мы с отцом никогда не дадим согласия на твое путешест-
вие. И напрасно ты надеялся, что я стану тебе помогать. Нет, я ни слова
не скажу отцу о твоих бессмысленных мечтах. Я не хочу, чтобы впос-
ледствии, когда жизнь на море доведет тебя до нужды и страданий, ты мог
упрекнуть свою мать в том, что она потакала тебе.
Потом, через много лет, я узнал, что матушка все же передала отцу
весь наш разговор, от слова до слова. Отец был опечален и сказал ей со
вздохом:
- Не понимаю, чего ему нужно? На родине он мог бы без труда добиться
успеха и счастья. Мы люди небогатые, но кое-какие средства у нас есть.
Он может жить вместе с нами, ни в чем не нуждаясь. Если же он пустится
странствовать, он испытает тяжкие невзгоды и пожалеет, что не послушался
отца. Нет, я не могу отпустить его в море. Вдали от родины он будет оди-
нок, и, если с ним случится беда, у него не найдется друга, который мог
бы утешить его. И тогда он раскается в своем безрассудстве, но будет
поздно!
И все же через несколько месяцев я бежал из родного дома. Произошло
это так. Однажды я поехал на несколько дней в город Гулль. Там я встре-
тил одного приятеля, который собирался отправиться в Лондон на корабле
своего отца. Он стал уговаривать меня ехать вместе с ним, соблазняя тем,
что проезд на корабле будет бесплатный.
И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, - в недобрый час! - 1
сентября 1651 года я на девятнадцатом году жизни сел на корабль, отправ-
лявшийся в Лондон.
Это был дурной поступок: я бессовестно покинул престарелых родителей,
пренебрег их советами и нарушил сыновний долг. И мне очень скоро приш-
лось раскаяться в том, "что я сделал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Первые приключения на море
Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как с севера подул хо-
лодный ветер. Небо покрылось тучами. Началась сильнейшая качка.
Я никогда еще не бывал в море, и мне стало худо. Голова у меня закру-
жилась, ноги задрожали, меня затошнило, я чуть не упал. Всякий раз, ког-
да на корабль налетала большая волна, мне казалось, что мы сию минуту
утонем. Всякий раз, когда корабль падал с высокого гребня волны, я был
уверен, что ему уже никогда не подняться.
Тысячу раз я клялся, что, если останусь жив, если нога моя снова сту-
пит на твердую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и никогда за всю
жизнь не взойду больше на палубу корабля.
Этих благоразумных мыслей хватило у меня лишь на то время, пока буше-
вала буря.
Но ветер стих, волнение улеглось, и мне стало гораздо легче. Понемно-
гу я начал привыкать к морю. Правда, я еще не совсем отделался от морс-
кой болезни, но к концу дня погода прояснилась, ветер совсем утих, нас-
тупил восхитительный вечер.
Всю ночь я проспал крепким сном. На другой день небо было такое же
ясное. Тихое море при полном безветрии, все озаренное солнцем, представ-
ляло такую прекрасную картину, какой я еще никогда не видал. От моей
морской болезни не осталось и следа. Я сразу успокоился, и мне стало ве-
село. С удивлением я оглядывал море, которое еще вчера казалось буйным,
жестоким и грозным, а сегодня было такое кроткое, ласковое.
Тут, как нарочно, подходит ко мне мой приятель, соблазнивший меня
ехать вместе с ним, хлопает по плечу и говорит:
- Ну, как ты себя чувствуешь, Боб? Держу пари, что тебе было страшно.
Признавайся: ведь ты очень испугался вчера, когда подул ветерок?
- Ветерок? Хорош ветерок! Это был бешеный шквал. Я и представить себе
не мог такой ужасной бури!
- Бури? Ах ты, глупец! По-твоему, это буря? Ну, да ты в море еще но-
вичок: не мудрено, что испугался... Пойдем-ка лучше да прикажем подать
себе пуншу, выпьем по стакану и позабудем о буре. Взгляни, какой ясный
день! Чудесная погода, не правда ли? Чтобы сократить эту горестную часть
моей повести, скажу только, что дело пошло, как обыкновенно у моряков: я
напился пьян и утопил в вине все свои обещания и клятвы, все свои пох-
вальные мысли о немедленном возвращении домой. Как только наступил штиль
и я перестал бояться, что волны проглотят меня, я тотчас же позабыл все
свои благие намерения.
На шестой день мы увидели вдали город Ярмут. Ветер после бури был
встречный, так что мы очень медленно подвигались вперед. В Ярмуте нам
пришлось бросить якорь. Мы простояли в ожидании попутного ветра семь или
восемь дней.
В течение этого времени сюда же пришло много судов из Ньюкасла. Мы,
впрочем, не простояли бы гак долго и вошли бы в реку вместе с приливом,
но ветер становился все свежее, а дней через пять задул изо всех сил.
Так как на нашем корабле якоря и якорные канаты были крепкие, наши
матросы не выказывали ни малейшей тревоги. Они были уверены, что судно
находится в полной безопасности, и, по обычаю матросов, отдавали все
свое свободное время веселым развлечениям и забавам.
Однако на девятый день к утру ветер еще посвежел, и вскоре разыгрался
страшный шторм. Даже испытанные моряки были сильно испуганы. Я несколько
раз слышал, как наш капитан, проходя мимо меня то в каюту, то из каюты,
бормотал вполголоса: "Мы пропали! Мы пропали! Конец!"
Все же он не терял головы, зорко наблюдал за работой матросов и при-
нимал все меры, чтобы спасти свой корабль.
До сих пор я не испытывал страха: я был уверен, что эта буря так же
благополучно пройдет, как и первая. Но когда сам капитан заявил, что
всем нам пришел конец, я страшно испугался и выбежал из каюты на палубу.
Никогда в жизни не приходилось мне видеть столь ужасное зрелище. По мо-
рю, словно высокие горы, ходили громадные волны, и каждые тричетыре ми-
нуты на нас обрушивалась такая гора.
Сперва я оцепенел от испуга и не мог смотреть по сторонам. Когда же
наконец я осмелился глянуть назад, я понял, какое бедствие разразилось
над нами. На двух тяжело груженных судах, которые стояли тут же непода-
леку на якоре, матросы рубили мачты, чтобы корабли хоть немного освобо-
дились от тяжести.
Кто-то крикнул отчаянным голосом, что корабль, стоявший впереди, в
полумиле от нас, сию минуту исчез под водой.
Еще два судна сорвались с якорей, буря унесла их в открытое море. Что
ожидало их там? Все их мачты были сбиты ураганом.
Мелкие суда держались лучше, но некоторым из них тоже пришлось пост-
радать: два-три суденышка пронесло мимо наших бортов прямо в открытое
море.
Вечером штурман и боцман пришли к капитану и заявили ему, что для
спасения судна необходимо срубить фок-мачту.
- Медлить нельзя ни минуты! - сказали они. - Прикажите, и мы срубим
ее.
- Подождем еще немного, - возразил капитан. - Может быть, буря уля-
жется.
Ему очень не хотелось рубить мачту, но боцман стал доказывать, что,
если мачту оставить, корабль пойдет ко дну, - и капитан поневоле согла-
сился.
А когда срубили фок-мачту, грот-мачта стала так сильно качаться и
раскачивать судно, что пришлось срубить и ее.
Наступила ночь, и вдруг один из матросов, спускавшийся в трюм, закри-
чал, что судно дало течь. В трюм послали другого матроса, и он доложил,
что вода поднялась уже на четыре фута.
Тогда капитан скомандовал:
- Выкачивай воду! Все к помпам!
Когда я услыхал эту команду, у меня от ужаса замерло сердце: мне по-
казалось, что я умираю, ноги мои подкосились, и я упал навзничь на кой-
ку. Но матросы растолкали меня и потребовали, чтобы я не отлынивал от
работы.
- Довольно ты бездельничал, пора и потрудиться! - сказали они.
Нечего делать, я подошел к помпе и принялся усердно выкачивать воду.
В это время мелкие грузовые суда, которые не могли устоять против
ветра, подняли якоря и вышли в открытое море.
Увидев их, наш капитан приказал выпалить из пушки, чтобы дать им
знать, что мы находимся в смертельной опасности. Услышав пушечный залп и
не понимая, в чем дело, я вообразил, что наше судно разбилось. Мне стало
так страшно, что я лишился чувств и упал. Но в ту пору каждый заботился
о спасении своей собственной жизни, и на меня не обратили внимания. Ник-
то не поинтересовался узнать, что случилось со мной. Один из матросов
стал к помпе на мое место, отодвинув меня ногою. Все были уверены, что я
уже мертв. Так я пролежал очень долго. Очнувшись, я снова взялся за ра-
боту. Мы трудились не покладая рук, но вода в трюме поднималась все вы-
ше.
Было очевидно, что судно должно затонуть. Правда, шторм начинал по-
немногу стихать, но для нас не предвиделось ни малейшей возможности про-
держаться на воде до той поры, пока мы войдем в гавань. Поэтому капитан
не переставал палить из пушек, надеясь, что кто-нибудь спасет нас от ги-
бели.
Наконец ближайшее к нам небольшое судно рискнуло спустить шлюпку,
чтобы подать нам помощь. Шлюпку каждую минуту могло опрокинуть, но она
все же приблизилась к нам. Увы, мы не могли попасть в нее, так как не
было никакой возможности причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли
изо всех сил, рискуя своей жизнью для спасения нашей. Мы бросили им ка-
нат. Им долго не удавалось поймать его, так как буря относила его в сто-
рону. Но, к счастью, один из смельчаков изловчился и после многих неу-
дачных попыток схватил канат за самый конец. Тогда мы подтянули шлюпку
под нашу корму и все до одного спустились в нее. Мы хотели было доб-
раться до их корабля, но не могли сопротивляться волнам, а волны несли
нас к берегу. Оказалось, что только в этом направлении и можно грести.
Не прошло и четверти часа, как наш корабль стал погружаться в воду.
Волны, швырявшие нашу шлюпку, были так высоки, что из-за них мы не
видели берега. Лишь в самое короткое мгновение, когда нашу шлюпку подб-
расывало на гребень волны, мы могли видеть, что на берегу собралась
большая толпа: люди бегали взад и вперед, готовясь подать нам помощь,
когда мы подойдем ближе. Но мы подвигались к берегу очень медленно.
Только к вечеру удалось нам выбраться на сушу, да и то с величайшими
трудностями.
В Ярмут нам пришлось идти пешком. Там нас ожидала радушная встреча:
жители города, уже знавшие о нашем несчастье, отвели нам хорошие жилища,
угостили отличным обедом и снабдили нас деньгами, чтобы мы могли доб-
раться куда захотим - до Лондона или до Гулля.
Неподалеку от Гулля был Йорк, где жили мои родители, и, конечно, мне
следовало вернуться к ним. Они простили бы мне самовольный побег, и все
мы были бы так счастливы!
Но безумная мечта о морских приключениях не покидала меня и теперь.
Хотя трезвый голос рассудка говорил мне, что в море меня ждут новые
опасности и беды, я снова стал думать о том, как бы мне попасть на ко-
рабль и объездить по морям и океанам весь свет.
Мой приятель (тот самый, отцу которого принадлежало погибшее судно)
был теперь угрюм и печален. Случившееся бедствие угнетало его. Он позна-
комил меня со своим отцом, который тоже не переставал горевать об уто-
нувшем корабле. Узнав от сына о моей страсти к морским путешествиям,
старик сурово взглянул на меня и сказал:
- Молодой человек, вам никогда больше не следует пускаться в море. Я
слышал, что вы трусливы, избалованы и падаете духом при малейшей опас-
ности. Такие люди не годятся в моряки. Вернитесь скорее домой и примири-
тесь с родными. Вы сами на себе испытали, как опасно путешествовать по
морю.
Я чувствовал, что он прав, и не мог ничего возразить. Но все же я не
вернулся домой, так как мне было стыдно показаться на глаза моим близ-
ким. Мне чудилось, что все наши соседи будут издеваться надо мной; я был
уверен, что мои неудачи сделают меня посмешищем всех друзей и знакомых.
Впоследствии я часто замечал, что люди, особенно в молодости, считают
зазорными не те бессовестные поступки, за которые мы зовем их глупцами,
а те добрые и благородные дела, что совершаются ими в минуты раскаяния,
хотя только за эти дела и можно называть их разумными. Таким был и я в
ту пору. Воспоминания о бедствиях, испытанных мною во время кораблекру-
шения, мало-помалу изгладились, и я, прожив в Ярмуте две-три недели, по-
ехал не в Гулль, а в Лондон.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Робинзон попадает в плен. Бегство
Большим моим несчастьем было то, что во время всех моих приключений я
не поступил на корабль матросом. Правда, мне пришлось бы работать
больше, чем я привык, зато в конце концов я научился бы мореходному делу
и мог бы со временем сделаться штурманом, а пожалуй, и капитаном. Но в
ту пору я был так неразумен, что из всех путей всегда выбирал самый худ-
ший. Так как в то время у меня была щегольская одежда и в кармане води-
лись деньги, я всегда являлся на корабль праздным шалопаем: ничего там
не делал и ничему не учился.
Юные сорванцы и бездельники обычно попадают в дурную компанию и в са-
мое короткое время окончательно сбиваются с пути. Такая же участь ждала
и меня, но, к счастью, по приезде в Лондон мне удалось познакомиться с
почтенным пожилым капитаном, который принял во мне большое участие. Не-
задолго перед тем он ходил на своем корабле к берегам Африки, в Гвинею.
Это путешествие дало ему немалую прибыль, и теперь он собирался снова
отправиться в те же края.
Я понравился ему, так как был в ту пору недурным собеседником. Он
часто проводил со мною свободное время и, узнав, что я желаю увидеть за-
морские страны, предложил мне пуститься в плавание на его корабле.
- Вам это ничего не будет стоить, - сказал он, - я не возьму с вас
денег ни за проезд, ни за еду. Вы будете на корабле моим гостем. Если же
вы захватите с собой какие-нибудь вещи и вам удастся очень выгодно сбыть
их в Гвинее, вы получите целиком всю прибыль. Попытайте счастья - может
быть, вам и повезет.
Так как этот капитан пользовался общим доверием, я охотно принял его
приглашение.
Отправляясь в Гвинею, я захватил с собой кое-какого товару: закупил
на сорок фунтов стерлингов различных побрякушек и стеклянных изделий,
находивших хороший сбыт у дикарей.
Эти сорок фунтов я добыл при содействии близких родственников, с ко-
торыми состоял в переписке: я сообщил им, что собираюсь заняться торгов-
лей, и они уговорили мою мать, а быть может, отца помочь мне хоть незна-
чительной суммой в первом моем предприятии.
Эта поездка в Африку была, можно сказать, моим единственным удачным
путешествием. Конечно, своей удачей я был всецело обязан бескорыстию и
доброте капитана.
Во время пути он занимался со мной математикой и учил меня кора-
бельному делу. Ему доставляло удовольствие делиться со мной своим опы-
том, а мне - слушать его и учиться у него.
Путешествие сделало меня и моряком и купцом: я выменял на свои побря-
кушки пять фунтов и девять унций " золотого песку, за который по возвра-
щении в Лондон получил изрядную сумму.
Итак, я мог считать себя богатым промышленником, ведущим успешную
торговлю с Гвинеей.
Но, на мое несчастье, мой друг капитан вскоре по возвращении в Англию
умер, и мне пришлось совершить второе путешествие на свой страх, без
дружеского совета и помощи.
Я отплыл из Англии на том же корабле. Это было самое несчастное путе-
шествие, какое когда-либо предпринимал человек.
Однажды на рассвете, когда мы после долгого плавания шли между Ка-
нарскими островами и Африкой, на нас напали пираты - морские разбойники.
Это были турки из Салеха. Они издали заметили нас и на всех парусах пус-
тились за нами вдогонку.
Сначала мы надеялись, что нам удастся спастись от них бегством, и то-
же подняли все паруса. Но вскоре стало ясно, что через пять-шесть часов
они непременно догонят нас. Мы поняли, что нужно готовиться к бою. У нас
было двенадцать пушек, а у врага - восемнадцать.
Около трех часов пополудни разбойничий корабль догнал нас, но пираты
сделали большую ошибку: вместо того чтобы подойти к нам с кормы, они по-
дошли с левого борта, где у нас было восемь пушек. Воспользовавшись их
ошибкой, мы навели на них все эти пушки и дали залп.
Турок было не меньше двухсот человек, поэтому они ответили на нашу
пальбу не только пушечным, но и оружейным залпом из двух сотен ружей.
К счастью, у нас никого не задело, все остались целы и невредимы.
После этой схватки пиратское судно отошло на полмили и стало готовиться
к новому нападению. Мы же, со своей стороны, приготовились к новой защи-
те.
На этот раз враги подошли к нам с другого борта и взяли нас на абор-
даж, то есть зацепились за наш борт баграми; человек шестьдесят ворва-
лись на палубу и первым делом бросились рубить мачты и снасти.
Мы встретили их ружейной стрельбой и дважды очищали от них палубу, но
все же принуждены были сдаться, так как наш корабль уже не годился для
дальнейшего плавания. Трое из наших людей были убиты, восемь человек ра-
нены. Нас отвезли в качестве пленников в морской порт Салех, принадле-
жавший маврам.
Других англичан отправили в глубь страны, ко двору жестокого султана,
а меня капитан разбойничьего судна удержал при себе и сделал своим ра-
бом, потому что я был молод и проворен.
Я горько заплакал: мне вспомнилось предсказание отца, что рано или
поздно со мной случится беда и никто не придет мне на помощь. Я думал,
что именно меня и постигла такая беда. Увы, я не подозревал, что меня
ждали впереди еще более тяжелые беды.
Так как мой новый господин, капитан разбойничьего судна, оставил меня
при себе, я надеялся, что, когда он снова отправится грабить морские су-
да, он возьмет с собою и меня. Я был твердо уверен, что в конце концов
он попадется в плен какому-нибудь испанскому или португальскому военному
кораблю и тогда мне возвратят свободу.
Но скоро я понял, что эти надежды напрасны, потому что в первый же
раз, как мой господин вышел в море, он оставил меня дома исполнять чер-
ную работу, какую обычно исполняют рабы.
С этого дня я только и думал о побеге. Но бежать было невозможно: я
был одинок и бессилен. Среди пленников не было ни одного англичанина,
которому я мог бы довериться. Два года я протомился в плену, не имея ни
малейшей надежды спастись. Но на третий год мне все же удалось бежать.
Произошло это так. Мой господин постоянно, раз или два в неделю, брал
корабельную шлюпку и выходил на взморье ловить рыбу. В каждую такую по-
ездку он брал с собой меня и одного мальчишку, которого звали Ксури. Мы
усердно гребли и по мере сил развлекали своего господина. А так как я,
кроме того, оказался недурным рыболовом, он иногда посылал нас обоих -
меня и этого Ксури - за рыбой под присмотром одного старого мавра, свое-
го дальнего родственника.
Однажды мой хозяин пригласил двух очень важных мавров покататься с
ним на его парусной шлюпке. Для этой поездки он заготовил большие запасы
еды, которые с вечера отослал к себе в шлюпку. Шлюпка была просторная.
Хозяин еще года два назад приказал своему корабельному плотнику устроить
в ней небольшую каюту, а в каюте - кладовую для провизии. В эту кладовую
я и уложил все запасы.
- Может быть, гости захотят поохотиться, - сказал мне хозяин. -
Возьми на корабле три ружья и снеси их в шлюпку.
Я сделал все, что мне было приказано: вымыл палубу, поднял на мачте
флаг и на другой день с утра сидел в шлюпке, поджидая гостей. Вдруг хо-
зяин пришел один и сказал, что его гости не поедут сегодня, так как их
задержали дела. Затем он велел нам троим - мне, мальчику Ксури и мавру -
идти в нашей шлюпке на взморье за рыбой.
- Мои друзья придут ко мне ужинать, - сказал он, - и потому, как
только вы наловите достаточно рыбы, принесите ее сюда.
Вот тут-то снова пробудилась во мне давнишняя мечта о свободе. Теперь
у меня было судно, и, как только хозяин ушел, я стал готовиться - но не
к рыбной ловле, а к далекому плаванию. Правда, я не знал, куда я направ-
лю свой путь, но всякая дорога хороша - лишь бы уйти из неволи.
- Следовало бы нам захватить какую-нибудь еду для себя, - сказал я
мавру. - Не можем же мы есть без спросу провизию, которую хозяин приго-
товил для гостей.
Старик согласился со мною и вскоре принес большую корзину с сухарями
и три кувшина пресной воды.
Я знал, где стоит у хозяина ящик с вином, и, покуда мавр ходил за
провизией, я переправил все бутылки на шлюпку и поставил их в кладовую,
как будто они были еще раньше припасены для хозяина.
Кроме того, я принес огромный кусок воску (фунтов пятьдесят весом) да
прихватил моток пряжи, топор, пилу и молоток. Все это нам очень пригоди-
лось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи.
Я придумал еще одну хитрость, и мне опять удалось обмануть простодуш-
ного мавра. Его имя было Измаил, поэтому все называли его Моли. Вот я и
сказал ему:
- Моли, на судне есть хозяйские охотничьи ружья. Хорошо бы достать
немного пороху и несколько зарядов - может быть, нам посчастливится
подстрелить себе на обед куликов. Хозяин держит порох и дробь на кораб-
ле, я знаю.
- Ладно, - сказал он, - принесу.
И он принес большую кожаную сумку с порохом - фунта полтора весом, а
пожалуй, и больше, да другую, с дробью, - фунтов пять или шесть. Он зах-
ватил также и пули. Все это было сложено в шлюпке. Кроме того, в хозяйс-
кой каюте нашлось еще немного пороху, который я насыпал в большую бу-
тыль, вылив из нее предварительно остатки вина.
Запасшись, таким образом, всем необходимым для дальнего плавания, мы
вышли из гавани, будто бы на рыбную ловлю. Я опустил мои удочки в воду,
но ничего не поймал (я нарочно не вытаскивал удочек, когда рыба попада-
лась на крючок).
- Здесь мы ничего не поймаем! - сказал я мавру. - Хозяин не похвалит
нас, если мы вернемся к нему с пустыми руками. Надо отойти подальше в
море. Быть может, вдали от берега рыба будет лучше клевать.
Не подозревая обмана, старый мавр согласился со мною и, так как он
стоял на носу, поднял парус.
Я же сидел за рулем, на корме, и, когда судно отошло мили на три в
открытое море, я лег в дрейф - как бы для того, чтобы снова приступить к
рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я шагнул на нос, подошел к
мавру сзади, внезапно приподнял его и бросил в море. Он сейчас же выныр-
нул, потому что плавал, как пробка, и стал кричать мне, чтобы я взял его
в шлюпку, обещая, что поедет со мною хоть на край света. Он так быстро
плыл за судном, что догнал бы меня очень скоро (ветер был слабый, и
шлюпка еле двигалась). Видя, что мавр скоро догонит нас, я побежал в ка-
юту, взял там одно из охотничьих ружей, прицелился в мавра и сказал:
- Я не желаю тебе зла, но оставь меня сейчас же в покое и скорее
возвращайся домой! Ты хороший пловец, море тихое, ты легко доплывешь до
берега. Поворачивай назад, и я не трону тебя. Но, если ты не отстанешь
от шлюпки, я прострелю тебе голову, потому что твердо решил добыть себе
свободу.
Он повернул к берегу и, я уверен, доплыл до него без труда.
Конечно, я мог взять с собой этого мавра, но на старика нельзя было
положиться.
Когда мавр отстал от шлюпки, я обратился к мальчику и сказал:
- Ксури, если ты будешь мне верен, я сделаю тебе много добра. Покля-
нись, что ты никогда не изменишь мне, иначе я и тебя брошу в море.
Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и поклялся, что будет мне
верен до гроба и поедет со мной, куда я захочу. Говорил он так чистосер-
дечно, что я не мог не поверить ему.
Покуда мавр не приблизился к берегу, я держал курс в открытое море,
лавируя против ветра, чтобы все думали, будто мы идем к Гибралтару.
Но, как только начало смеркаться, я стал править на юг, придерживая
слегка к востоку, потому что мне не хотелось удаляться от берега. Дул
очень свежий ветер, но море было ровное, спокойное, и потому мы шли хо-
рошим ходом.
Когда на другой день к трем часам впереди в первый раз показалась
земля, мы очутились уже миль на полтораста южнее Салеха, далеко за пре-
делами владений марокканского султана, да и всякого другого из африканс-
ких царей. Берег, к которому мы приближались, был совершенно безлюден.
Но в плену я набрался такого страху и так боялся снова попасть к мав-
рам в плен, что, пользуясь благоприятным ветром, подгонявшим мое суде-
нышко к югу, пять дней плыл вперед и вперед, не становясь на якорь и не
сходя на берег.
Через пять дней ветер переменился: подуло с юга, и так как я уже не
боялся погони, то решил подойти к берегу и бросил якорь в устье какой-то
маленькой речки. Не могу сказать, что это за речка, где она протекает и
какие люди живут на ее берегах. Берега ее были пустынны, и это меня
очень обрадовало, так как у меня не было никакого желания видеть людей.
Единственное, что мне было нужно, - пресная вода.
Мы вошли в устье под вечер и решили, когда стемнеет, добраться до су-
ши вплавь и осмотреть все окрестности. Но, как только стемнело, мы услы-
шали с берега ужасные звуки: берег кишел зверями, которые так бешено вы-
ли, рычали, ревели и лаяли, что бедный Ксури чуть не умер со страху и
стал упрашивать меня не сходить на берег до утра.
- Ладно, Ксури, - сказал я ему, - подождем! Но, может быть, при днев-
ном свете мы увидим людей, от которых нам придется, пожалуй, еще хуже,
чем от лютых тигров и львов.
- А мы выстрелим в этих людей из ружья, - сказал он со смехом, - они
и убегут!
Мне было приятно, что мальчишка ведет себя молодцом. Чтобы он и
впредь не унывал, я дал ему глоток вина.
Я последовал его совету, и всю ночь мы простояли на якоре, не выходя
из лодки и держа наготове ружья. До самого утра нам не пришлось сомкнуть
глаз.
Часа через два-три после того, как мы бросили якорь, мы услышали
ужасный рев каких-то огромных зверей очень странной породы (какой - мы и
сами не знали). Звери приблизились к берегу, вошли в речку, стали плес-
каться и барахтаться в ней, желая, очевидно, освежиться, и при этом виз-
жали, ревели и выли; таких отвратительных звуков я до той поры никогда
не слыхал.
Ксури дрожал от страха; правду сказать, испугался и я.
Но мы оба еще больше испугались, когда услышали, что одно из чудовищ
плывет к нашему судну. Мы не могли его видеть, но только слышали, как
оно отдувается и фыркает, и угадали по одним этим звукам, что чудовище
огромно и свирепо.
- Должно быть, это лев, - сказал Ксури. - Поднимем якорь и уйдем от-
сюда!
- Нет, Ксури, - возразил я, - нам незачем сниматься с якоря. Мы
только отпустим канат подлиннее и отойдем подальше в море - звери не по-
гонятся за нами.
Но едва я произнес эти слова, как увидел неизвестного зверя на расс-
тоянии двух весел от нашего судна. Я немного растерялся, однако сейчас
же взял из каюты ружье и выстрелил. Зверь повернул назад и поплыл к бе-
регу.
Невозможно описать, какой яростный рев поднялся на берегу, когда
прогремел мой выстрел: должно быть, здешние звери никогда раньше не слы-
шали этого звука. Тут я окончательно убедился, что в ночное время выхо-
дить на берег нельзя. Но можно ли будет рискнуть высадиться днем - этого
мы тоже не знали. Стать жертвой какого-нибудь дикаря не лучше, чем по-
пасться в когти льву или тигру.
Но нам во что бы то ни стало нужно было сойти на берег здесь или в
другом месте, так как у нас не осталось ни капли воды. Нас давно уже му-
чила жажда. Наконец наступило долгожданное утро. Ксури заявил, что, если
я пущу его, он доберется до берега вброд и постарается раздобыть пресной
воды. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне, он ответил:
- Если придет дикий человек, он съест меня, а вы останетесь живы.
В этом ответе прозвучала такая любовь ко мне, что я был глубоко раст-
роган.
- Вот что, Ксури, - сказал я, - отправимся оба. А если явится дикий
человек, мы застрелим его, и он не съест ни тебя, ни меня.
Я дал мальчику сухарей и глоток вина; затем мы подтянулись поближе к
земле и, соскочив в воду, направились к берегу вброд, не взяв с собой
ничего, кроме ружей да двух пустых кувшинов для воды.
Я не хотел удаляться от берега, чтобы не терять из виду нашего судна.
Я боялся, что вниз по реке к нам могут спуститься в своих пирогах дика-
ри. Но Ксури, заметив ложбинку на расстоянии мили от берега, помчался с
кувшином туда.
Вдруг я вижу - он бежит назад. "Не погнались ли за ним дикари? - в
страхе подумал я. - Не испугался ли он какого-нибудь хищного зверя?"
Я бросился к нему на выручку и, подбежав ближе, увидел, что за спиной
у него висит что-то большое. Оказалось, он убил какого-то зверька, вроде