Приключения капитана Врунгеля | |
Александр Некрасов
Приключения капитана Врунгеля
OCR Палек, 1998 г.
Глава I, в которой автор знакомит читателя с героем и в которой нет
ничего необычайного
Навигацию у нас в мореходном училище преподавал Христофор Бони-
фатьевич Врунгель.
- Навигация, - сказал он на первом уроке, - это наука, которая учит
нас избирать наиболее безопасные и выгодные морские пути, прокладывать
эти пути на картах и водить по ним корабли... Навигация, - добавил он
напоследок, - наука не точная. Для того чтобы вполне овладеть ею, необ-
ходим личный опыт продолжительного практического плавания...
Вот это ничем не замечательное вступление послужило для нас причиной
жестоких споров и всех слушателей училища разбило на два лагеря. Одни
полагали, и не без основания, что Врунгель - не иначе, как старый морс-
кой волк на покое. Навигацию он знал блестяще, преподавал интересно, с
огоньком, и опыта у него, видимо, хватало. Похоже было, что Христофор
Бонифатьевич и в самом деле избороздил все моря и океаны.
Но люди, как известно, бывают разные. Одни доверчивы сверх всякой ме-
ры, другие, напротив, склонны к критике и сомнению. Нашлись и среди нас
такие, которые утверждали, что наш профессор, в отличие от прочих нави-
гаторов, сам никогда не выходил в море.
В доказательство этого вздорного утверждения они приводили внешность
Христофора Бонифатьевича. А внешность его действительно как-то не вяза-
лась с нашим представлением о бравом моряке.
Христофор Бонифатьевич Врунгель ходил в серой толстовке, подпоясанной
вышитым пояском, волосы гладко зачесывал с затылка на лоб, носил пенсне
на черном шнурке без оправы, чисто брился, был тучным и низкорослым, го-
лос имел сдержанный и приятный, часто улыбался, потирал ручки, нюхал та-
бак и всем своим видом больше походил на отставного аптекаря, чем на ка-
питана дальнего плавания.
И вот, чтобы решить спор, мы как-то попросили Врунгеля рассказать нам
о своих былых походах.
- Ну, что вы! Не время сейчас, - возразил он с улыбкой и вместо оче-
редной лекции устроил внеочередную контрольную по навигации.
Когда же после звонка он вышел с пачкой тетрадок под мышкой, наши
споры прекратились. С тех пор никто уже не сомневался, что, в отличие от
прочих навигаторов, Христофор Бонифатьевич Врунгель приобрел свой опыт
домашним порядком, не пускаясь в дальнее плавание.
Так бы мы и остались при этом ошибочном мнении, если бы мне весьма
скоро, но совершенно неожиданно не посчастливилось услышать от самого
Врунгеля рассказ о кругосветном путешествии, полном опасностей и приклю-
чений.
Вышло это случайно. В тот раз после контрольной Христофор Бони-
фатьевич пропал. Дня через три мы узнали, что по дороге домой он потерял
в трамвае калоши, промочил ноги, простудился и слег в постель. А время
стояло горячее: весна, зачеты, экзамены... Тетради нужны были нам каждый
день... И вот меня как старосту - курса командировали к Врунгелю на
квартиру.
Я отправился. Без труда нашел квартиру, постучал. И тут, пока я стоял
перед дверью, мне совершенно ясно представился Врунгель, обложенный по-
душками и укутанный одеялами, изпод которых торчит покрасневший от прос-
туды нос.
Я постучал снова, погромче. Мне никто не ответил. Тогда я нажал двер-
ную ручку, распахнул дверь и... остолбенел от неожиданности.
Вместо скромного отставного аптекаря за столом, углубившись в чтение
какой-то древней книги, сидел грозный капитан в полной парадной форме, с
золотыми нашивками на рукавах. Он свирепо грыз огромную прокуренную
трубку, о пенсне и помину не было, а седые, растрепанные волосы клочьями
торчали во все стороны. Даже нос, хотя он и действительно покраснел,
стал у Врунгеля как-то солиднее и всеми своими движениями выражал реши-
тельность и отвагу.
На столе перед Врунгелем в специальной стоечке стояла модель яхты с
высокими мачтами, с белоснежными парусами, украшенная разноцветными фла-
гами. Рядом лежал секстант. Небрежно брошенный сверток карт наполовину
закрывал сушеный акулий плавник. На полу вместо ковра распласталась мор-
жовая шкура с головой и с клыками, в углу валялся адмиралтейский якорь с
двумя смычками ржавой цепи, на стене висел кривой меч, а рядом с ним -
зверобойный гарпун. Было еще что-то, но я не успел рассмотреть.
Дверь скрипнула. Врунгель поднял голову, заложил книжку небольшим
кинжалом, поднялся и, шатаясь как в шторм, шагнул мне навстречу.
- Очень приятно познакомиться. Капитан дальнего плавания Врунгель
Христофор Бонифатьевич, - произнес он громовым басом, протягивая мне ру-
ку. - Чему обязан вашим посещением?
Я, признаться, немножко струсил.
- Да вот, Христофор Бонифатьевич, насчет тетрадок... ребята присла-
ли... - начал было я.
- Виноват, - перебил он меня, - виноват, не узнал. Болезнь проклятая
всю память отшибла. Стар стал, ничего не поделаешь... Да... так, говори-
те, за тетрадями? - переспросил Врунгель и, склонившись, стал рыться под
столом.
Наконец он достал оттуда пачку тетрадей и хлопнул по ним своей широ-
кой волосатой рукой, да так хлопнул, что пыль полетела во все стороны.
- Вот, извольте, - сказал он, предварительно громко, со вкусом, чих-
нув, - у всех "отлично"... Да-с, "отлично"! Поздравляю! С полным знанием
науки кораблевождения пойдете бороздить морские просторы под сенью тор-
гового флага... Похвально, к тому же, знаете, и занимательно. Ах, моло-
дой человек, сколько непередаваемых картин, сколько неизгладимых впечат-
лений ждет вас впереди! Тропики, полюса, плаванье по дуге большого кру-
га... - прибавил он мечтательно. - Я, знаете, всем этим бредил, пока сам
не поплавал.
- А вы разве плавали? - не подумав, воскликнул я.
- А как же! - обиделся Врунгель. - Я-то? Я плавал. Я, батенька, пла-
вал. Очень даже плавал. В некотором роде единственный в мире кругосвет-
ный поход на двухместной парусной яхте. Сто сорок тысяч миль. Масса за-
ходов, масса приключений... Конечно, теперь времена не те. И нравы изме-
нились, и положение, - добавил он, помолчав. - Многое, так сказать,
предстает теперь в ином свете, но все же, знаете, оглянешься вот так на-
зад, в глубину прошлого, и приходится признать: много было и занятного и
поучительного в том походе. Есть что вспомнить, есть что порассказать!..
Да вы присядьте...
С этими словами Христофор Бонифатьевич пододвинул мне китовый позво-
нок. Я уселся на него, как на кресло, а Врунгель стал рассказывать.
Глава II, в которой капитан Врунгель рассказывает о том, как его
старший помощник Лом изучал английский язык, и о некоторых частных слу-
чаях практики судовождения
Сидел я вот так в своей конуре, и, знаете, надоело. Решил тряхнуть
стариной - и тряхнул. Так тряхнул, что по всему миру пыль пошла!.. Да-с.
Вам, простите, спешить сейчас некуда? Вот и отлично. Тогда и начнем по
порядку.
Я в ту пору, конечно, был помоложе, но не так, чтобы вовсе мальчишка.
Нет. И опыт был за плечами, и годы. Стреляный, так сказать, воробей, на
хорошем счету, с положением, и, скажу вам не хвастаясь, по заслугам. При
таких обстоятельствах я мог бы получить в командование самый большой па-
роход. Это тоже довольно интересно. Но в то время самый большой пароход
был как раз в плавании, а я ждать не привык, плюнул и решил: пойду на
яхте. Это тоже, знаете, не шутка - пойти в кругосветное плавание на
двухместной парусной посудинке.
Ну, стал искать судно, подходящее для выполнения задуманного плана,
и, представьте, нашел. Как раз то, что нужно. Точно для меня строили.
Яхта, правда, требовала небольшого ремонта, но под личным моим наблю-
дением ее в два счета привели в порядок: покрасили, поставили новые па-
руса, мачты, сменили обшивку, укоротили киль на два фута, надставили
борта... Словом, пришлось повозиться. Но зато вышла не яхта - игрушечка!
Сорок футов по палубе. Как, говорится: "Скорлупка во власти моря".
Я не люблю преждевременных разговоров. Судно поставил у бережка, зак-
рыл брезентом, а сам пока занялся подготовкой к походу.
Успех, подобного предприятия, как вы знаете, во многом зависит от
личного состава экспедиции. Поэтому я особенно тщательно выбирал своего
спутника - единственного помощника и товарища в этом долгом и трудном
пути. И, должен признаться, мне повезло: мой старший помощник Лом ока-
зался человеком изумительных душевных качеств. Вот, судите сами: рост
семь футов шесть дюймов, голос - как у парохода, необыкновенная физичес-
кая сила, выносливость. При всем том отличное знание дела, поразительная
скромность - словом, все, что требуется первоклассному моряку. Но был и
недостаток у Лома. Единственный, но серьезный: полное незнание иностран-
ных языков. Это, конечно, важный порок, но это не остановило меня. Я
взвесил положение, подумал, прикинул и приказал Лому в срочном порядке
овладеть английской разговорной речью. И, знаете. Лом овладел. Не без
трудностей, но овладел за три недели.
Для этой цели я избрал особый, дотоле неизвестный метод преподавания:
я пригласил для моего старшего помощника двух преподавателей. При этом
один обучал его с начала, с азбуки, а другой с конца. И, представьте, с
азбукой-то у Лома и не заладилось, особенно с произношением. Дни и ночи
напролет мой старший помощник Лом разучивал трудные английские буквы. И,
знаете, не обошлось без неприятностей. Вот так однажды он сидел за сто-
лом, изучая девятую букву английского алфавита - "ай".
- Ай... ай... ай... - твердил он на все лады, все громче и громче.
Соседка услышала, заглянула, видит: здоровый детина сидит, кричит
"ай!". Ну, решила, что бедняге плохо, вызвала "скорую помощь". Приехали.
Накинули на парня смирительную рубашку, и я с трудом на другой день выз-
волил его из лечебницы. Впрочем, кончилось все благополучно: ровно через
три недели мой старший помощник Лом донес мне рапортом, что оба препода-
вателя доучили его до середины, и, таким образом, задача выполнена. В
тот же день я назначил отход. Мы и без того задержались.
И вот, наконец, долгожданный момент настал. Сейчас, возможно, событие
это прошло бы и незамеченным. Но в то время такие походы были в диковин-
ку. Сенсация, так сказать. И не мудрено, что с утра в тот день толпы лю-
бопытных запрудили берег. Тут, знаете, флаги, музыка, общее ликование...
Я встал в руль и скомандовал:
- Поднять паруса, отдать носовой, руль на правую!
Паруса взвились, распустились, как белые крылья, взяли ветер, а яхта,
понимаете, стоит. Отдали кормовой конец - все равно стоит. Ну, вижу -
нужно принимать решительные меры. А тут как раз буксир шел мимо. Я схва-
тил рупор, кричу:
- Эй, на буксире! Прими конец, черт побирай!
Буксир потянул, пыхтит, мылит воду за кормой, только что на дыбы не
встает, а яхта - ни с места... Что за притча?
Вдруг что-то ухнуло, яхта накренилась, я на мгновение потерял созна-
ние, а когда очнулся, смотрю - конфигурация берегов резко изменилась,
толпы рассеялись, вода кишит головными уборами, тут же плавает будка с
мороженым, верхом на ней сидит молодой человек с киноаппаратом и крутит
ручку.
А под бортом у нас целый зеленый остров. Я посмотрел - и все понял:
плотники недоглядели, поставили свежий лес. И, представьте, за лето яхта
всем бортом пустила корни и приросла. А я еще удивлялся: откуда такие
красивые кустики на берегу? Да. А яхта построена крепко, буксир добрый,
канат прочный. Как дернули, так полберега и отнесло вместе с кустами.
Недаром, знаете, свежий лес не рекомендуется употреблять при судострое-
нии... Неприятная история, что и говорить, но, к счастью, все кончилось
благополучно, без жертв.
В мои планы задержка не входила, понятно, но тут ничего не поделаешь.
Это, как говорится, "форсмажор" - непредвиденное обстоятельство. Приш-
лось встать на якорь и очистить борта. А то, понимаете, неудобно: рыба-
ков не встретишь - рыбы засмеют. Не годится со своей усадьбой плавать.
Я и мой старший помощник Лом весь день провозились с этой работой.
Намучились, признаться, изрядно, вымокли, замерзли... И вот уже ночь
спустилась над морем, звезды высыпали на небе, на судах бьют полночную
склянку. Я отпустил Лома спать, а сам остался на вахте. Стою, размышляю
о трудностях и прелестях предстоящего похода. И так это, знаете, размеч-
тался, не заметил, как и ночь прошла.
А утром меня ждал страшный сюрприз: я не только сутки хода потерял с
этой аварией - я потерял название корабля!
Вы, может быть, думаете, что название роли не играет? Ошибаетесь, мо-
лодой человек! Имя для корабля - то же, что фамилия для человека. Да
вот, недалеко ходить за примером: Врунгель, скажем, звучная, красивая
фамилия. А будь я какойнибудь Забодай-Бодайло, или вот ученик у меня был
- Суслик... Разве я мог бы рассчитывать на то уважение и доверие, кото-
рым пользуюсь сейчас? Вы только представьте себе: капитан дальнего пла-
вания Суслик... Смешно-с!
Вот так же и судно. Назовите судно "Геркулес" или "Богатырь" - перед
ним льды расступятся сами, а попробуйте назовите свое судно "Корыто" -
оно и плавать будет, как корыто, и непременно перевернется где-нибудь
при самой тихой погоде.
Вот поэтому я перебрал и взвесил десятки имен, прежде чем остановил
свой выбор на том, которое должна была носить моя красавица яхта. Я наз-
вал яхту "Победа". Вот славное имя для славного корабля! Вот имя, кото-
рое не стыдно пронести по всем океанам! Я заказал медные литые буквы и
сам укрепил их на срезе кормы. Начищенные до блеска, они огнем горели.
За полмили можно было прочесть: "Победа".
И вот в тот злополучный день, под утро, я стою один на палубе. На мо-
ре штиль, порт еще не проснулся, после бессонной ночи клонит ко сну...
Вдруг вижу: пыхтит портовый катерокработяга, подходит прямо ко мне и -
хлоп на палубу пачку газет! Честолюбие, конечно, в известной мере порок.
Но все мы люди, все человеки, как говорится, и каждому приятно, когда в
газете пишут про него. Да-с. И вот я разворачиваю газету. Читаю:
"Вчерашняя авария на старте кругосветного похода как нельзя лучше оп-
равдала оригинальное имя, которое капитан Врунгель дал своему судну..."
Я несколько смутился, но, признаться, толком не понял, о чем разго-
вор. Хватаю другую газету, третью... Тут в одной из них мне бросается в
глаза фотография: в левом углу я, в правом мой старший помощник Лом, а
посредине наша красавица яхта и подпись: "Капитан Врунгель и яхта "Бе-
да", на которой он отправляется... "
Тогда я все понял. Я бросился на корму, посмотрел. Так и есть: сбило
две буквы - "П" и "О".
Скандал! Непоправимый скандал! Но сделать уже ничего невозможно: у
газетчиков длинные языки. Врунгеля, капитана "Победы", никто не знает,
зато весь мир узнал уже о моей "Беде".
Но долго горевать не пришлось. С берега потянул ветерок, паруса заше-
велились, я разбудил Лома и стал поднимать якорь.
И пока мы шли морским каналом, нам со всех кораблей, как назло, кри-
чали:
- Эй, на "Беде", счастливого плавания!
Жалко было красивого имени, но ничего не поделаешь. Так на "Беде" и
пошли.
Вышли в море. Я еще не успел оправиться от огорчения. И все-таки дол-
жен сказать: хорошо в море! Недаром, знаете, еще древние греки говарива-
ли, что море все невзгоды смывает с души человека.
Идем. Тишина, только волны шелестят вдоль бортов, мачта поскрипывает,
а берег уходит, тает за кормой. Погода свежеет, белячки пошли по волнам,
откуда-то прилетели буревестники, ветерок стал крепчать. Работает, свис-
тит в снастях настоящий морской, соленый ветер. Вот и последний маяк ос-
тался позади, берегов как не бывало, только море кругом; куда ни взгля-
нешь - везде море.
Я проложил курс, сдал командование Лому, постоял еще минутку на палу-
бе и пошел вниз, в каюту - вздремнуть часокдругой перед вахтой. Недаром
у нас, у моряков, говорится: "Не выспаться всегда успеешь".
Спустился, выпил на сон грядущий рюмочку рому, лег на койку и заснул
как убитый.
А через два часа, бодрый и свежий, поднимаюсь на палубу. Осмотрелся
кругом, глянул вперед... и в глазах у меня потемнело.
На первый взгляд - ничего, конечно, особенного: то же море кругом, те
же чайки, и Лом в полном порядке, держит штурвал, но впереди, прямо пе-
ред носом "Беды", - едва заметная, как серая ниточка, встает над гори-
зонтом полоска берега.
А вы знаете, что это значит, когда берегу полагается быть слева за
тридцать миль, а он у вас прямо по носу? Это полный скандал. Безобразие.
Стыд и позор для вас! Я был потрясен, возмущен и напуган. Что делать?
Поверите ли, я решил положить судно на обратный курс и с позором вер-
нуться к причалу, пока не поздно. А то ведь с таким помощником плавать -
так заедешь что и не выберешься, особенно ночью.
Я уже собрался отдать соответствующую команду, уже и воздух в грудь
набрал, чтобы повнушительнее это вышло, но тут, к счастью, все объясни-
лось. Лома выдал нос. Мой старший помощник все время сворачивал нос на-
лево, жадно втягивал воздух и сам тянулся туда же.
Ну, тогда я все понял: в моей каюте, по левому борту, осталась неза-
купоренная бутылка прекрасного рому. А у Лома редкий нюх на спиртное, и,
понятно, его тянуло к бутылке. Это бывает.
А раз так - значит, дело поправимое. В некотором роде частный случай
практики кораблевождения. Бывают такие случаи, не предусмотренные нау-
кой. Я не стал даже раздумывать, спустился в каюту и незаметно перенес
бутылку на правый борт. Нос у Лома потянулся, как компас за магнитом,
судно послушно покатилось туда же, а два часа спустя "Беда" легла на
прежний курс. Тогда я поставил бутылку впереди, у мачты, и Лом больше не
сбивался с курса. Он вел "Беду", как по ниточке, и только один раз осо-
бенно жадно втянул воздух и спросил:
- А что, Христофор Бонифатьевич, не прибавить ли нам парусов?
Это было дельное предложение. Я согласился. "Беда" и до того шла неп-
лохо, а тут полетела стрелой.
Вот таким образом и началось наше дальнее плавание.
Глава III О том, как техника и находчивость могут возместить недоста-
ток храбрости, и о том, как в плавании надо использовать все обстоя-
тельства, вплоть до личного недомогания
Дальнее плавание... Слова-то какие! Вы задумайтесь, молодой человек,
прислушайтесь к музыке этих слов.
Дальнее... даль... простор необъятный... пространство. Не правда ли?
А "плавание"? Плавание - это стремление вперед, движение, иными сло-
вами.
Значит так: движение в пространстве.
Тут, знаете, астрономией пахнет. Чувствуешь себя в некотором роде
звездой, планетой, спутником, на худой конец.
Вот поэтому и тянет таких людей, как я или, скажем, мой тезка Колумб,
в дальнее плавание, в открытый океан, на славные морские подвиги.
И все же не в этом главная сила, которая заставляет нас покидать род-
ные берега.
И если хотите знать, я вам открою секрет и поясню, в чем тут дело.
Удовольствия дальнего плавания неоценимы, что говорить. Но есть
большее удовольствие: рассказать в кругу близких друзей и случайных зна-
комых о явлениях прекрасных и необычайных, свидетелями которых вы стано-
витесь в дальнем плавании, поведать о тех положениях, порой забавных,
порой трагических, в которые то и дело ставит вас превратная судьба мо-
реплавателя.
Но в море, на большой океанской дороге, что вы можете встретить? Воду
и ветер главным образом.
А что вы можете пережить? Штормы, штиль, блуждания в туманах, вынуж-
денные простои на мелях... Бывают, конечно, и в открытом море различные
необычайные происшествия, и в нашем походе их было немало, но в основном
про воду, про ветер, про туманы и мели много не расскажешь.
Рассказать-то, положим, можно бы. Рассказать есть что: бывают, допус-
тим, смерчи, тайфуны, жемчужные отмели - мало ли что! Все это порази-
тельно интересно. Ну, рыбы там, корабли, спруты - тоже и об этом можно
рассказать. Да вот беда: столько уж об этом порассказано, что не успеете
вы рот раскрыть - все ваши слушатели сразу разбегутся, как караси от
акулы.
Другое дело - заходы, новые берега, так сказать. Там, знаете, есть на
что посмотреть, есть чему удивиться. Да-с. Недаром говорят: "Что город,
то норов".
Вот поэтому такой моряк, как я, любознательный и не связанный коммер-
ческими интересами, старается всячески разнообразить свое плавание захо-
дами в чужие страны. И в этом отношении плавание на маленькой яхте
представляет бесчисленные преимущества.
А как же, знаете! Встали вы, допустим, на вахту, склонились над кар-
той. Вот ваш курс, справа некое царство, слева некое государство, как в
сказке. А ведь там тоже люди живут. А как живут? Интересно ведь посмот-
реть хоть одним глазком! Интересно? Извольте, полюбопытствуйте, кто же
вам не велит? Руль на борт... и вот уже входной маяк на горизонте! Вот
так-то!
Да-с. Мы шли с попутным ветром, туман лежал над морем, и "Беда" бес-
шумно, как призрак, милю за милей глотала пространство. Не успели мы ог-
лянуться, прошли Зунд, Каттегат, Скагеррак... Я не мог нарадоваться на
ходовые качества яхты. И вот на пятые сутки, на рассвете, туман рассеял-
ся, и по правому борту у нас открылись берега Норвегии.
Можно бы пройти мимо, но куда торопиться? Я скомандовал:
- Право на борт!
Мой старший помощник Лом положил руль круто направо, и три часа спус-
тя цепь нашего якоря загрохотала в красивом и тихом фиорде.
Вы не бывали в фиордах, молодой человек? Напрасно! Непременно побы-
вайте при случае.
Фиорды, или шхеры, другими словами, - это, знаете, такие узкие заливы
и бухточки, запутанные, как куриный след, а кругом скалы, изрытые трещи-
нами, обросшие мохом, высокие и неприступные. В воздухе стоит торжест-
венное спокойствие и нерушимая тишина. Красота необычайная!
- А что. Лом, - предложил я, - не сойти ли нам погулять до обеда?
- Есть погулять до обеда! - гаркнул Лом, да так, что птицы тучей под-
нялись со скал, а эхо (я сосчитал) тридцать два раза повторило: "Беда...
беда... беда..."
Скалы как бы приветствовали приход нашего судна. Хотя, конечно, на
иностранный манер, ударение не там, но все же, знаете, приятно и удиви-
тельно. Впрочем, по правде сказать, особенно и поражаться нечему. Там
изумительное эхо в фиордах... Да одно ли эхо! Там, батенька, сказочные
места и сказочные бывают происшествия. Вы послушайте, что дальше случи-
лось.
Я закрепил руль и пошел переодеться в каюту. Лом тоже спустился. И
вот, знаете, я уже совсем готов, шнурую ботинки - вдруг чувствую: судно
получило резкий наклон на нос. Встревоженный, пулей вылетаю на палубу, и
глазам моим представляется печальная картина: нос яхты целиком в воде и
продолжает быстро погружаться, корма же, напротив, вздымается кверху.
Я понял, что сам виноват: не учел особенностей грунта, а главное -
прилив прозевал. Якорь зацепился, держится, как влитой, а вода подпира-
ет. И цепь потравить невозможно: весь нос в воде, поди-ка ныряй к браш-
пилю. Куда там!
Едва мы успели задраить наглухо вход в каюту, как "Беда" заняла со-
вершенно вертикальную позицию, наподобие рыболовного поплавка. Ну и
пришлось смириться перед стихией. Ничего не поделаешь. Спаслись на кор-
ме. Так там и пересидели до вечера, пока вода начала спадать. Вот так.
А вечером, умудренный опытом, я ввел судно в узкий пролив и причалил
к берегу. Так-то, думаю, будет вернее.
Да-с. Приготовили скромный ужин, произвели уборку, зажгли огни, как
положено, и улеглись спать, уверенные, что не повторится история с яко-
рем. А утром, чуть свет. Лом будит меня и рапортует:
- Разрешите доложить, капитан: полный штиль, барометр показывает яс-
но, температура наружного воздуха двенадцать градусов по Цельсию, произ-
вести измерение глубины и температуры воды не представилось возможным за
отсутствием таковой.
Я спросонья не сразу и понял, о чем он говорит.
- То есть как это за "отсутствием"? - спрашиваю. - Куда же она дева-
лась?
Ушла с отливом, - рапортует Лом. - Судно заклинилось между скалами и
пребывает в состоянии устойчивого равновесия.
Вышел я, вижу - та же песня да на новый лад. То прилив нас попутал,
теперь отлив шутки шутит. То, что принял я за проливчик, оказалось
ущельем. К утру вода сошла, и мы встали на твердый грунт, как в сухом
доке. Под килем - пропасть в сорок футов, выбраться нет никакой возмож-
ности. Куда там выбраться! Одно остается - сидеть, ждать погоды, прили-
ва, вернее сказать.
Но я не привык тратить время по-пустому. Осмотрел яхту со всех сто-
рон, бросил за борт шторм-трап, взял топор, рубанок, кисть. Заподлицо
обтесал борта в тех местах, где остались сучья, закрасил. А когда вода
пошла на прибыль. Лом закинул с кормы удочку и наловил рыбы на уху. Так
что, видите, даже такое неприятное обстоятельство, если с умом взяться,
можно обернуть на пользу делу, так сказать.
После всех этих событий благоразумие подсказывало покинуть этот пре-
дательский фиорд. Кто же его знает, какие он еще готовит сюрпризы? Но я
человек, как вы знаете, смелый, настойчивый, даже несколько упрямый, ес-
ли хотите, и не привык отказываться от принятых решений.
Так и в тот раз: решил гулять - значит, гулять. И как только "Беда"
встала на воду, я перевел ее на новое, безопасное место. Вытравил цепь
подлиннее, и мы отправились.
Идем между скалами по тропинке, и чем дальше идем, тем поразительнее
окружающая природа. На деревьях белки, птички какие-то: "чик-чирик", а
под ногами сухие сучья трещат, и кажется: сейчас выйдет медведь и заре-
вет... Тут же ягоды, земляника. Я, знаете, нигде не видел такой земляни-
ки. Крупная, с орех! Ну, мы увлеклись, углубились в лес, забыли совсем
про обед, а когда спохватились, смотрим - поздно. Уже солнце склонилось,
тянет прохладой. И куда идти, неизвестно. Кругом лес. Куда ни посмот-
ришь, везде ягоды, ягоды, одни ягоды...
Спустились вниз, к фиорду, видим - не тот фиорд. А время уже к ночи.
Делать нечего, развели костер, ночь кое-как прошла, а утром полезли на
гору. Может быть, думаем, оттуда, сверху, увидим "Беду".
Лезем в гору, нелегко при моей комплекции, но лезем, подкрепляемся
земляникой. Вдруг слышим сзади какой-то шум. Не то ветер, не то водопад,
трещит что-то все громче, и как будто попахивает дымком.
Я обернулся, гляжу - так и есть: огонь! Обступает со всех сторон,
стеной идет за нами. Тут уж, знаете, не до ягод.
Белки побросали гнезда, прыгают с ветки на ветку, все выше по склону.
Птицы поднялись, кричат. Шум, паника...
Я не привык бегать от опасности, но тут, делать нечего, надо спа-
саться. И полным ходом за белками, на вершину скалы, - больше некуда.
Вылезли, отдышались, осмотрелись кругом. Положение, доложу вам, без-
выходное: с трех сторон огонь, с четвертой - крутая скала... Я посмотрел
вниз - высоко, даже дух захватило. Картинка, в общем, безрадостная, и
единственное отрадное пятно на этом мрачном горизонте - наша "Беда"-кра-
савица. Стоит как раз под нами, чуть качается на волне и мачтой, как
пальчиком, манит к себе на палубу.
А огонь все ближе. Белок кругом видимо-невидимо. Осмелели. У других,
знаете, хвосты в огне пообгорели, так те особенно храбрые, нахальные,
проще сказать: лезут прямо на нас, толкаются, нажимают, того и гляди,
спихнут в огонь. Вот оно как костры разводить!
Лом в отчаянии. Белки тоже в отчаянии. Признаться, и мне не сладко,
но я не подаю виду, креплюсь - капитан не должен поддаваться унынию. А
как же!
Вдруг смотрю - одна белка нацелилась, хвост распушила и прыг прямо на
"Беду", на палубу. За ней другая, третья и, гляжу, - как горох, посыпа-
лись. В пять минут у нас на скале стало чисто.
А мы что, хуже белок, что ли? Я решил тоже прыгать. Ну, искупаемся в
крайнем случае. Подумаешь, велика важность! Это даже полезно перед завт-
раком - искупаться. А у меня так: решено - значит, сделано.
- Старший помощник, за белками - полный вперед! - скомандовал я.
Лом шагнул, занес уже ногу над пропастью, но вдруг извернулся, как
кошка, и назад.
- Не могу, - говорит, - Христофор Бонифатьевич, увольте! Не буду пры-
гать, я лучше сгорю...
И я вижу: действительно сгорит человек, а прыгать не станет. Естест-
венная боязнь высоты, болезнь своего рода... Ну что тут делать! Не бро-
сать же беднягу Лома!
Другой бы растерялся на моем месте, но я не таков. Я нашел выход.
У меня с собой оказался бинокль. Прекрасный морской бинокль с двенад-
цатикратным приближением. Я приказал Лому поставить бинокль по глазам,
подвел его к краю скалы и строгим голосом спрашиваю:
- Старший помощник, сколько белок у вас на палубе?
Лом принялся считать:
- Одна, две, три, четыре, пять...
- Отставить! - крикнул я. - Без счета принять, загнать в трюм!
Тут чувство служебного долга взяло верх над сознанием опасности, да и
бинокль, как ни говорите, помог: приблизил палубу. Лом спокойно шагнул в
пропасть...
Я глянул вслед - только брызги поднялись столбом. А минуту спустя мой
старший помощник Лом уже вскарабкался на борт и принялся загонять белок.
Тогда и я последовал тем же путем. Но мне, знаете, легче: я человек
бывалый, могу без бинокля.
А вы, молодой человек, учтите этот урок, при случае пригодится: собе-
ретесь, к примеру, с парашютом прыгать, непременно возьмите бинокль,
хоть плохонький, какой-никакой, а все-таки, знаете, как-то легче, не так
высоко.
Ну, спрыгнул. Вынырнул. Забрался и я на палубу. Хотел Лому помочь, да
он парень расторопный, один справился. Не успел я отдышаться, а он уже
захлопнул люк, встал во фронт и рапортует:
- Принято без счета полный груз белок живьем! Какие последуют распо-
ряжения?
Вот тут, знаете, подумаешь, какие распоряжения.
На первое время ясно, поднимать якорь, ставить паруса да и уходить
подобру-поздорову от этой горящей горы. Ну его к дьяволу, этот фиорд.
Смотреть тут нечего больше, да и жарко стало к тому же... Так что по
этому вопросу у меня сомнений не возникло. А вот что с белками делать?
Тут, знаете, похуже положение. Черт их знает, что с ними делать? Хорошо,
еще вовремя в трюм загнали, а то, знаете, проголодались негодные зверюш-
ки, принялись грызть снасти. Еще бы чуть - и ставь весь такелаж.
Ну конечно, можно бы ободрать с белок шкурки и сдать в любом порту.
Мех ценный, добротный. Не без выгоды можно бы провести операцию. Но это
как-то нехорошо; они нас спасли, во всяком случае указали путь к спасе-
нию, а мы с них последние шкурки! Не в моих это правилах. А с другой