Приключения капитана Врунгеля | |
стороны, везти с собой всю эту компанию вокруг света - тоже удовольствие
не из приятных. Ведь это значит кормить, поить, ухаживать. А как же -
это закон: принял пассажиров - создай условия. Тут, знаете, хлопот не
оберешься.
Ну я решил так: дома разберемся. А у нас, у моряков, где дом? В море.
Макаров, адмирал, помните, как говорил: "В море - значит дома". Вот и я
так. Ладно, думаю, выйдем в море, а там подумаем. Запросим в крайнем
случае инструкции в порту отправления. Да-с.
Вот и пошли. Идем. Встречаемся с рыбаками, с пароходами. Хорошо! А к
вечеру ветерок закрепчал, начался настоящий шторм - баллов десять. Море
бушует. Как поднимет нашу "Беду", как швырнет вниз!.. Снасти стонут,
мачта скрипит. Белки в трюме укачались с непривычки, а я радуюсь: "Беда"
моя держится молодцом, на пять с плюсом сдает штормовой экзамен. И Лом -
героем: надел зюйдвестку стоит, как влитой, у руля и твердой рукой дер-
жит штурвал. Ну, я постоял еще, посмотрел, полюбовался на разбушевавшую-
ся стихию и пошел к себе в каюту. Сел к столу, включил приемник, надел
наушники и слушаю, что там в эфире творится.
Чудесная это штука - радио. Нажмешь кнопку, повернешь рукоятку - и
на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости.
Другие, знаете, болеют насчет футбола - так тоже, извольте: "Удар! Еще
удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки..." Словом, не мне вам рассказы-
вать: радио - великая вещь! Но я в тот раз как-то неудачно попал. Поймал
Москву, настроился, слышу: "Иван... Роман... Константин... Ульяна...
Татьяна... Семен... Кирилл..." - точно в гости пришел и знакомишься.
Прямо хоть не слушай. А у меня еще зуб был с дуплом, разболелся
что-то... должно быть, после купанья, - так разболелся, хоть плачь.
Ну, я решил прилечь, отдохнуть. Совсем было снял наушники, вдруг слы-
шу: никак, SOS? Прислушался: "Т-Т-Т... Та, Та, Та, Т-Т-Т..." Так и есть:
сигнал бедствия. Судно гибнет, и здесь где-то, близко. Я замер, ловлю
каждый звук, хочу узнать поподробнее: где? что? В это время накатила
волна, да так поддала "Беду", что она, бедняжка, совсем легла на борт.
Белки взвыли. Но это бы еще ничего. Тут гораздо хуже получилось: прием-
ник прыг со стола, сорвался, знаете, хлоп о переборку и разлетелся в
куски. И вижу: не соберешь. Передачу, конечно, как ножом отрезало. И та-
кое тяжелое чувство: рядом кто-то терпит бедствие, а где, кто - неиз-
вестно.
Надо идти выручать, а куда идти - кто его знает? И зуб еще хуже раз-
болелся.
И вот представьте: он-то меня и выручил! Я недолго думая хватаю конец
антенны - и прямо в зуб, в дупло. Боль адская, искры из глаз посыпались,
но зато прием опять наладился. Музыки, правда, не слышно, да мне, приз-
наться, тут музыка и ни к чему. Какая там музыка! А морзе зато - лучше
не придумаешь: точка - кольнет незаметно, как булавочкой, а уж тире -
точно кто шуруп туда закручивает. И никакого усилителя не нужно, и ника-
кой настройки - больной зуб с дуплом и без того обладает высокой
чувствительностью. Терпеть трудно, конечно, но что поделаешь: в таком
положении приходится жертвовать собой.
И, поверите ли, так всю передачу до конца на зуб и принял.
Записал, разобрал, перевел. Оказывается, почти рядом с нами норвежс-
кий парусник потерпел аварию: сел на мель на Доггербанке, получил пробо-
ину, вот-вот пойдет ко дну.
Тут думать некогда, надо идти выручать. Я забыл про зубную боль и сам
стал распоряжаться спасением. Поднялся на палубу, стал к штурвалу.
Идем. Ночь кругом, холодное море, волны хлещут, ветер свистит...
Ну, с полчаса прошли, отыскали норвежцев, осветили ракетами. Я вижу -
дело дрянь. Вплотную, борт о борт, не станешь - разобьет. Шлюпки у них
все снесло, а на концах перетаскивать людей в такую погоду тоже риско-
ванно: перетопишь, чего доброго.
Зашел с одной стороны, зашел с другой - ничего не выходит. А шторм
разыгрался пуще прежнего. Как накатит на это суднишко волна, так его и
не видно совсем. Перекатывает через палубу, одни мачты торчат... Стоп,
думаю, это нам на руку.
Я решил рискнуть. Зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной
на всех парусах пошел фордевинд полным ходом.
Расчет тут был самый простой: у "Беды" осадка небольшая, а волны -
как горы. Удержимся на гребне - как раз и проскочим над палубой.
Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как тут. Стою в руле,
правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за
шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех - шестнад-
цать человек во главе с капитаном.
Капитан немножко обиделся: ему последнему полагается покидать судно,
а Лом в спешке да в темноте не разобрал, подцепил его первым. Некрасиво
получилось, конечно, ну да ничего, бывает... И только сняли последнюю
пару, смотрю - катит девятый вал. Налетел, ухнул - только щепки полетели
от несчастного суднишка.
Норвежцы сняли шапки, стоят дрожат на палубе. Ну, и мы посмотрели...
Потом развернулись, легли на курс и пошли полным ходом назад, в Норве-
гию.
На палубе теснота - не повернешься, но норвежцы ничего, довольны да-
же. Да и понятно: конечно, и тесно и холодно, а все лучше, чем купаться
в такую погоду.
Да... Выручил, спас норвежцев. Вот тебе и "Беда"! Для кого беда, для
кого чудесное, так сказать, избавление от гибели.
А все находчивость! В дальнем плавании, молодой человек, если хотите
быть хорошим капитаном, никогда не теряйте ни одной возможности, ис-
пользуйте все для пользы дела, даже личное недомогание, если к тому
представится случай. Вот так-то!
Глава IV О нравах скандинавских народов, о неправильном произношении
некоторых географических названий и о применении белок в морском деле
Пришли назад в Норвегию, в город Ставангер. Эти моряки оказались бла-
городными людьми и приняли нас великолепно.
Меня и Лома поместили в лучшей гостинице, яхту за свой счет покрасили
самой дорогой краской. Да что там яхту, - белок и тех не забыли: выписа-
ли на них документы, оформили как груз, а потом приходят и спрашивают:
- Чем прикажете кормить ваших милых животных?
А чем их кормить? Я в этом деле ничего не понимаю, никогда белок не
разводил. Спросил у Лома, тот говорит:
- Точно не скажу, но, помнится, орехами и сосновыми шишками.
И вот, представляете, какая случайность: я свободно объясняюсь
по-норвежски, а вот эти два слова забыл. Вертятся на языке, а вспомнить
не могу. Как отшибло. Думал, думал, как быть? Ну и придумал: послал Лома
вместе с норвежцами в бакалейную лавочку.
- Посмотрите, - говорю, - может быть и найдете что подходящее.
Пошел он. Потом вернулся, доложил, что все в порядке: нашел, мол, и
орехи и шишки. Меня, признаться, несколько удивило, что в лавке торгуют
шишками, но, знаете, в чужой стране чего не бывает! Может, думаю, для
самоваров или, там, елки украшать, мало ли для чего?
А вечером прихожу на "Беду" - посмотреть, как идет окраска, заглянул
в трюм к белкам - и чтобы вы думали! Лом ошибся, но до чего же удачно
ошибся!
Гляжу - сидят мои белки, как на именинах, и за обе щеки уплетают оре-
ховую халву. Халва в банках, и на каждой, на крышке, нарисован орех. А с
шишками еще лучше: вместо шишек привезли ананасы. Ну и действительно,
кто не знает, легко может спутать. Ананасы, правда, размером побольше, в
остальном похожи, и запах тот же. Лом там, в лавочке, как увидел, ткнул
пальцем туда-сюда, - вот оно так и получилось.
Ну, стали нас водить по театрам, по музеям, показывать различные дос-
топримечательности. Показали, между прочим, живую лошадь. Это у них
большая редкость. Ездят там на автомобилях, еще больше ходят пешком. Па-
хали в то время своими силами, вручную, так что лошади были им ни к че-
му. Каких помоложе - повывезли, постарше - так передохли, а которые ос-
тались, так те стоят в зоопарках, жуют сено и мечтают.
И если выведут лошадь на прогулку, сейчас же собирается толпа, все
смотрят, кричат, нарушают уличное движение. Все равно как у нас пошел бы
жираф по улице, так тоже, я думаю, старшина не знал бы, какой свет на
светофоре зажигать.
Ну, а нам лошадь не в диковинку. Я даже решил удивить норвежцев:
схватил ее за холку, вскочил, пришпорил каблуками.
Норвежцы ахнули, а на другое утро все газеты поместили статью о моей
храбрости и фотографию: мчится лошадь вскачь и я на ней. Без седла, ки-
тель расстегнулся, трепещет на ветру, фуражка сбилась, ноги болтаются, а
у лошади хвост трубой...
После я понял: неважная фотография, недостойная моряка, но тогда сго-
ряча не обратил внимания и был тоже доволен.
И норвежцы остались довольны.
Вообще нужно сказать, приятная эта страна. И народ там хороший, та-
кой, знаете, тихий народ, приветливый, добродушный.
Я там, в Норвегии, не раз, конечно, и прежде бывал, и смолоду, помню,
такой у меня вышел случай.
Высадились мы в одном порту, а оттуда мой путь лежал по железной до-
роге.
Ну-с, прихожу на станцию. Поезд не скоро. С чемоданами гулять, прямо
скажем, - затруднительно и неудобно.
Разыскал я начальника станции, спрашиваю:
- Где тут у вас камера хранения?
А начальник, славный такой старичок, развел руками.
- Извините, - говорит, - специального помещения для хранения ручной
клади у нас не предусмотрено. Но это ничего, вы, - говорит, - не стес-
няйтесь, оставьте, тут ваши чемоданчики, они никому не помешают, уверяю
вас...
Вот так-то. А недавно дружок мой оттуда прибыл. У него, представьте,
в поезде из купе увели чемодан. Да что там говорить: многое изменилось и
в нравах и в обхождении. Ну как же, знаете: в войну немцы там побывали -
новый порядок наводили. И сейчас посещают страну разные просветители,
поднимают образ жизни на должную высоту. Ну и, конечно, пообтерся народ,
стал порасторопнее. Теперь уж и там понимают, что где плохо лежит.
Культура!
Ну, а в то время жили там еще по старинке. Тихо жили. Но не все. Были
и тогда в Норвегии люди, так сказать, передовые, вкусившие от древа поз-
нания добра и зла. Вот, допустим, владельцы крупных магазинов, заведе-
ний, фабрик. Эти и тогда понимали, где что плохо лежит.
И меня это тоже коснулось самым, так сказать, непосредственным обра-
зом. Есть там фирма одна - производит телефоны, радиоприемники... Так
вот, пронюхали эти фабриканты про мой зуб и забеспокоились. Да и понят-
но: ведь если все станут на зуб принимать, никто и приемников покупать
не будет. Урон-то какой! Тут забеспокоишься. Ну, и решили недолго думая
завладеть моим изобретением, да и моим зубом заодно. Сначала, знаете,
так это, по-хорошему, прислали деловое письмо с предложением продать мой
дефектный зуб. А я рассудил, думаю: "С какой же стати?" Зуб еще ничего,
кусать можно, а что с дуплом, так это уж, извините, мое дело. У меня вот
один знакомый есть, так он даже любит, когда зубы болят.
- Конечно, - говорит, - когда болят, действительно и больно и непри-
ятно, но зато, когда пройдут, уж больно хорошо!
Да. Ну, я ответил, что не продаю зуб, и все тут...
Так, думаете, они успокоились? Как бы не так! Решили выкрасть мой
зуб. Появились какие-то негодяи, ходят по пятам за мной, заглядывают в
рот, шепчутся... Ну и стало мне не по себе: хорошо, как один зуб, так уж
и быть, ну а как для верности заберут совсем, с головой? Куда я без го-
ловы пойду плавать?
Вот я и решил уйти от греха. Запросил в порту отправления инструкции
по вопросу о белках, а сам, чтобы защититься от злоумышленников, принял
особые меры: взял дубовую сходню, один конец засунул под ворота пакгау-
за, другой под дверь кубрика и приказал Лому грузить "Беду" балластом.
Яхта осела до фальшборта, сходня согнулась, как пружина, одним только
краешком держится под дверью. Я перед сном осмотрел, проверил готовность
этого сооружения и спокойно улегся спать. Даже вахту не выставил: неза-
чем. И вот, знаете, под утро пришли. Я слышу осторожные шаги, скрип две-
ри, потом вдруг - трах! - сходня выскочила из-под двери, разогнулась...
Я выхожу - и вижу: подействовала моя катапульта, да еще как! Тут на
берегу была радиостанция, так этих негодяев забросило на самую верхушку,
на мачту. Они там зацепились штанами, висят и орут на весь город.
Как уж их снимали, не могу вам сказать - не видел.
Тут как раз пришел и ответ из порта с предписанием сдать белок в Гам-
бург. Был там знаменитый зоопарк Гаденбека, так он скупал различных зве-
рей.
Я вам уже имел случай докладывать о некоторых преимуществах спортив-
ного плавания. В спортивном плавании сам себе хозяин: куда хочешь, туда
и идешь. А уж если связался с грузом, тогда все равно как извозчик: вож-
жи в руках, а везешь - куда прикажут.
Вот, допустим, Гамбург. Да разве я пошел бы туда по своей охоте! Чего
я там не видел? Шуцманов, что ли? Ну и опять же, знаете, усложняется
плавание, появляется всяческая коммерческая переписка, соображения сох-
ранности груза, таможенные формальности, тем более в Гамбурге... Народ
там, не в пример норвежцам, тертый, невежливый - того и гляди, обдерут,
как липку.
Кстати, знаете, никак не пойму, почему это у нас твердо так произно-
сится: "Гамбург"? Неправильно это, тамошние жители называют свой город
"Хамбург". Оно и звучит помягче, а главное, больше соответствует
действительности.
Да, но раз приказано, надо подчиняться. Привел в Гамбург "Беду", пос-
тавил у стенки, сам оделся почище и пошел разыскивать Гаденбека. Прихожу
в зверинец. Там, знаете, и слоны, и тигры, и крокодил, и птица марабу, и
белка эта самая висит тут же в клетке. Да какая еще белка, не моим чета!
Мои бездельницы, сидят в трюме, объедаются халвой, а у этой сделана вер-
тушка, и она там все время, как заводная, как белка в колесе, так и пры-
гает, так и вертится. Заглядишься!
Ну-с, разыскал я самого Гаденбека, представился и объяснил, что имею
на борту полный груз белок, живьем, по сходной цене.
Гаденбек посмотрел в потолок, сложил руки на животе, покрутил пальца-
ми.
- Белки, - говорит, - это такие с хвостиками и с ушками? Как же,
знаю. Так у вас белки? Ну что же, я возьму. Только, знаете, у нас очень
строго с контрабандой. Документы на них в порядке?
Тут я с благодарностью вспомнил норвежцев и выложил на стол докумен-
ты. Гаденбек достал очки, взял платочек, не спеша стал протирать стекла.
Вдруг, откуда ни возьмись, хамелеон. Прыг на стол, высунул свой язычище,
слизнул бумагу и был таков. Я за ним. Да где там!
А Гаденбек сложил свои очки, развел руками.
- Без документов, - говорит, - не могу. Рад бы, да не могу. У нас
насчет этого очень строго.
Я расстроился, начал было спорить. Ну, вижу, делать нечего, ушел.
Подхожу к пристани, смотрю - на "Беде" что-то неладно. Толпа зевак кру-
гом, на борту шуцманы, таможенники, портовые чиновники... Наседают на
Лома, а тот стоит в середине и кое-как отругивается.
Я протолкался, успокоил их и разузнал, в чем дело. А дело приняло са-
мый неожиданный и неприятный оборот. Гаденбек, оказывается, уже позвонил
в таможню, а там подобрали статью, обвинили меня в незаконном ввозе ско-
та и грозят отобрать судно вместе с грузом...
А мне и возразить нечего: действительно, документы утрачены, специ-
ального разрешения на ввоз белок я не получал. Если правду сказать, кто
же поверит? Доказательств нет никаких, а смолчать - еще хуже.
Словом, вижу: дело дрянь.
"Эх, - думаю, - куда ни шло! Вы так, и я так!"
Одернул китель, выпрямился во весь рост и самому главному чиновнику
заявляю:
- Требования ваши, господа чиновники, необоснованны, поскольку в меж-
дународных морских законах прямо предусмотрен пункт, согласно которому
непременные принадлежности судна, как-то: якоря, шлюпки, разгрузочные и
спасательные приспособления, средства связи, сигнальные устройства, топ-
ливо и ходовые машины в количестве, необходимом для безопасного плава-
ния, никакими портовыми сборами не облагаются и специальному оформлению
не подлежат.
- Совершенно с вами согласен, - отвечает тот, - но не откажитесь
объяснить, капитан, к какой именно категории названных предметов относи-
те вы своих животных?
Я было стал в тупик, но, вижу, отступать уже поздно.
- К последней, господин чиновник: к категории ходовых машин, - отве-
тил я и повернулся на каблуках.
Чиновники сначала опешили, потом пошептались между собой, и опять
главный выступил вперед.
- Мы, - говорит, - охотно откажемся от наших законных претензий, если
вы сумеете доказать, что имеющийся на борту вашего судна скот действи-
тельно служит вам ходовой машиной.
Вы сами понимаете: доказать такую вещь нелегко. Где там доказывать -
время оттянуть бы!
- Видите ли, - говорю я, - ответственные части двигателя находятся на
берегу, в ремонте, а завтра, извольте, представлю вам доказательства.
Ну, ушли они. Но тут же, рядом с "Бедой", смотрю, поставили полицейс-
кий катер под парами, чтобы я не удрал под шумок.
А я, понимаете, забился в каюту, вспомнил ту белку, что у Гаденбека,
взял бумагу, циркуль, линейку и стал чертить.
Через час мы вместе с Ломом пошли к кузнецу и заказали ему два коле-
са, как у парохода, а третье вроде мельничного. Только у мельничного
ступеньки снаружи, а мы сделали внутри и с двух сторон натянули сетку.
Кузнец попался расторопный, понятливый. Сделал все к сроку.
На другой день, с утра, привезли все это хозяйство на "Беду". Паро-
ходные колеса пристроили по бортам, мельничные посередине, соединили все
три колеса общим валом и запустили белок.
Грызуны, знаете, ошалели от света, от свежего воздуха, понеслись как
бешеные одна за одной по ступенькам внутри колеса. Вся наша машина зак-
рутилась, и "Беда" без парусов пошла так, что полицейские на своем кате-
ре насилу за нами угнались.
Со всех кораблей на нас смотрят в бинокли, на берегу толпы народа, а
мы идем, только волны разбегаются в стороны.
Потом развернулись, встали назад, к причалу. Этот самый чиновник при-
шел, расстроился совсем. Бранится, кричит, а сделать ничего не может.
А вечером на автомобиле прикатил сам Гаденбек. Вылез из машины,
встал, посмотрел, сложил руки на животе, покрутил пальцами.
- Капитан Врунгель, - говорит, - это у вас белки? Как же, помню. Во
сколько вы их оцениваете?
- Так, видите ли, - говорю я, - не в цене дело. Вы же знаете, доку-
менты на них утрачены.
- Э, полно, - возражает он, - не тревожьтесь, капитан, вы не мальчик,
должны понимать - у нас с этим делом просто. Вы цену скажите...
Ну, я назвал хорошую цену; он поморщился, но, не торгуясь, тут же
расплатился, забрал белок вместе с колесами, а напоследок спрашивает:
- Чем вы их кормите?
- Халвой и ананасами, - ответил я и распрощался.
Не понравился мне этот Гаденбек. Да и Гамбург вообще не понравился.
Глава V О селедках и о картах
В Голландию я совсем не хотел заходить. Страна эта незначительная и
большого интереса для путешественника не представляет. Там только и есть
три замечательные вещи: голландская сажа, голландский сыр и голландские
селедки.
Меня как моряка, понятно, заинтересовало это последнее, и я решил за-
вернуть в Роттердам, познакомиться с селедочным делом.
У них там оно поставлено на широкую ногу. Там селедок ловят, солят,
маринуют, и свежую селедку морозят, и живую селедку можете купить и по-
садить в аквариум.
И вот что в этом деле особенно поразительно: голландцы, видимо, знают
какой-то секрет. Иначе как же вы объясните такую несправедливость: вот
шотландцы, например, пробовали ловить. Закинули сети, подняли - полно
селедок. Ну, и обрадовались, понятно, но, когда разобрались хорошенько,
разглядели, распробовали, обнаружилось, что селедки-то попались все, как
есть, шотландские.
Норвежцы тоже пытались. Норвежцы - прославленные, первоклассные рыба-
ки, но на этот раз и у них ничего не вышло. Тоже забросили сети, подня-
ли, посмотрели - есть селедка, да только все сплошь норвежская.
А голландцы ловят и ловят уж который год, и им все попадается гол-
ландская селедка различных сортов. Ну, и, конечно, они этим пользуются:
продают свои селедки направо и налево - и в Южную Африку и в Северную
Америку...
Я углубился в изучение этого вопроса, и тут мне совершенно неожиданно
удалось сделать одно важное открытие, которое коренным образом изменило
первоначальный план моего похода. После ряда наблюдений я установил с
исключительной точностью, что каждая селедка - рыба, но не каждая рыба -
селедка.
А ведь это что значит?
Это значит, что незачем тратить огромные средства, незачем набивать
селедок в бочки, грузить на корабли и выгружать снова, где это понадо-
бится. Не проще ли согнать селедок в табун или в стадо - как хотите на-
зовите - и гнать живьем до места назначения?
Раз каждая селедка - рыба, значит, утонуть она не может. Ведь рыбам
свойственно плавать, не так ли? А с другой стороны, если прибьется какая
посторонняя рыбина, так ведь не каждая рыба - селедка. Ее, значит, ниче-
го не стоит обнаружить, отличить, отогнать, уничтожить, наконец.
И там, где при старом способе перевозки нужен был огромный грузовой
пароход с большой командой, со сложными механизмами, при новой системе
может справиться любое суденышко не больше моей "Беды".
Это теория, так сказать. Но теория заманчивая, и я решил на практике
проверить свои соображения. А тут как раз и случай представился: в Се-
верную Африку, в Александрию, отправляли партию селедок. Их уже поймали,
собирались солить, но я приостановил дело. Селедок выпустили, согнали в
табун, мы с Ломом подняли паруса и пошли. Лом встал в руль, а я уселся
на самый нос, на бушприт, взял длинный хлыст, и, как только замечу какую
постороннюю рыбину, я ее по губам, по губам!
И, знаете, прекрасно получилось: идут наши селедки, не тонут, резво
идут. Мы за ними едва поспеваем. И посторонняя рыба не лезет. День так
прошли - ничего. А к ночи чувствую - тяжело: следить устаешь, глаз не
хватает, а главное, спать некогда. Один с селедками занят, другой в руле
только успевай поворачивайся. Ну хорошо бы день, два, уж как-нибудь пос-
тарались бы, а то путь далекий, впереди океан, тропические широты...
Словом, чувствую, не справимся, все дело провалим.
Ну, я рассудил и решил взять на судно еще одного человека - матроса.
И как раз, знаете, место удобное: в то время мы уже вошли в Английский
канал, тут Франция под боком, порт Кале, а в Кале всегда полно безработ-
ных моряков. Можно выбрать кого хотите: и плотника, и боцмана, и рулево-
го первого класса. Я недолго думая подошел поближе к берегу, "Беду" по-
ложил в дрейф, вызвал лоцманский катер и откомандировал Лома на берег за
матросом.
Тут, конечно, я допустил ошибку: набор команды - дело серьезное, от-
ветственное. Лом, конечно, парень старательный, но молод, опыта нет.
Нужно бы самому этим заняться, но, с другой стороны, и тут на борту, то-
же, знаете, ушами хлопать некогда. Ведь как-никак перегонка селедок
живьем - дело новое. И, как во всяком новом деле, есть тут свои труднос-
ти. Нужен глаз да глаз. Уйдешь, недоглядишь, а тут весь табун разбежит-
ся. А тогда с убытками не рассчитаешься, опозоришься на весь мир, а
главное, загубишь это прекрасное и полезное начинание.
Ведь, знаете, как это бывает: не выйдет с первого раза, а в другой и
не доверит никто, и попробовать не дадут.
Да. Ну ладно. Отправил я Лома в Кале, выставил кресло на палубу, ле-
жу. Одним глазом читаю, другим поглядываю на селедок. Пасутся рыбки,
резвятся, сверкают на солнце чешуйками.
А к вечеру возвращается Лом и приводит с собой матроса.
Я смотрю - на вид парень ничего. Не очень молодой, но и не очень ста-
рый; ростом, правда, маловат, но по глазам видно - шустрый, и борода у
него, как у морского разбойника. Только те, по слухам, все больше рыжие,
а этот типичный брюнет. Грамотный, некурящий, одет чисто, знает четыре
языка - английский, немецкий, французский и русский. Это Лома особенно
прельстило: он к тому времени, грешным делом, стал уже забывать английс-
кую речь. Фамилия у нового матроса несколько странная - Фукс, но, знае-
те, фамилия - дело наживное, а мне еще Лом на ушко шепнул, что Фукс этот
- клад, а не матрос: прекрасно разбирается в картах.
Тут уж я совсем успокоился: раз в картах разбирается - значит, моряк,
значит, и в руле может постоять, значит, и вахту при случае может нести
самостоятельно.
Словом, я согласился. Записал Фукса в судовую роль, объяснил обязан-
ности, приказал Лому отвести ему место в трюме. Ну, потом подняли пару-
са, развернулись и пошли дальше.
И, знаете, как раз вовремя взяли человека. До тех пор нам везло: ве-
тер все время дул в корму, чистый фордевинд. А тут задул прямо в нос -
"вмордувинд", как говорится. В другое время я, может быть, поберег бы
силы, остался бы в дрейфе или якорь бросил, но тут, сами понимаете: се-
ледки. Им-то ветер нипочем, идут как ни в чем не бывало полным ходом, и
нам, значит, нельзя отставать. Ну и пришлось идти в лавировку, зигзага-
ми. Я высвистал всех наверх. Лома поставил пасти селедок, сам встал у
штурвала, набрал ходу и скомандовал:
- К повороту приготовиться!
Смотрю - этот Фукс стоит, как свечка, руки в карманах, с интересом
смотрит на паруса.
Ну, тут уж я прямо к нему обратился.
- Фукс, - кричу, - набивайте грот!
Он встрепенулся, посмотрел этак растерянно - и давай все подряд запи-
хивать в кубрик: спасательные круги, запасной трос, фонари. Поворот, ко-
нечно, не вышел, прозевали...
- Отставить! - кричу я.
Он тогда все пожитки назад вытащил и поставил у самого фальшборта.
Ну, я вижу, достался матрос! Ни в зуб ногой! Уж я на что человек спо-
койный, но тут и меня зло взяло.
- Эй вы. Фукс, - говорю я, - какой же вы, к черту, матрос?
- А я, - ответил он, - не матрос, я сейчас просто так застрял на ме-
ли, а друзья мне посоветовали климат переменить...
- Позвольте, - перебил я, - а как же мне Лом говорил, что вы в картах
умеете разбираться?
- О, это сколько угодно, - отвечает он. - Карты - это моя специ-
альность, карты - это мой хлеб, только не морские, а, простите, иг-
ральные карты. Я, если хотите знать, я карточный шулер по профессии.
Я так и сел.
Ну, посудите сами, что мне с ним делать?
Списывать на берег - это еще сутки потерять. Ветер крепчает - того и
гляди, поднимется шторм, тут селедки разбегутся. А с другой стороны, во-
зить с собой этого шулера балластом - тоже неинтересно: он не только
морской команды, он ни одной снасти не знает. Я было растерялся.
Но тут мне пришла блестящая мысль. Я, знаете, люблю иногда разложить
пасьянс на досуге, и у меня нашлась на судне колода карт. Так я на каж-
дую снасть привязал поскорее по карте, привел яхту к ветру и повторил
маневр.
- К повороту приготовиться! Развязать тройку пик, подтянуть валета
червей, смотать десятку треф...
И, знаете, поворот удался на славу, и этот Фукс действительно так в
картах разбирался, что в темноте другой раз и то масти не путал.
Вот так и пошли дальше. Идем, лавируем. Ветер крепчает. Так бы оно
ничего, но селедки меня беспокоят. Кто их знает, как они переносят пого-
ду? А мне не к спеху, груз не срочный, так зачем рисковать? Я решил отс-
тояться в порту.
Глава VI, которая начинается недоразумением, а кончается неожиданным
купанием
Близ острова Уайт я свернул направо и пошел в Саутгемптон, в Англию.
Бросил якорь на рейде. Лома оставил сторожить селедок, а мы с Фуксом се-
ли на ялик и причалили к берегу. В прекрасном местечке высадились: трава
подстрижена под гребеночку, дорожки посыпаны песком, и всюду такие кра-
сивые загородочки и надписи: "Здесь не ходить, усадьба Арчибальда Ден-
ди".
Только мы высадились, не успели шагу шагнуть, нас окружили джентльме-
ны во фраках, в котелках, в белых галстуках. Не то мистер Денди со своим
семейством, не то министр иностранных дел со свитой, не то агенты тайной
полиции - по костюму не разберешь. Ну, подошли поближе, поздоровались,
разговорились, и знаете, что оказалось? Оказалось, что это у них нищие.
В Англии так просто попрошайничать строжайше запрещено законом, а во
фраке - пожалуйста. Если кто и подаст, считается, что нищих нет, а прос-
то помог джентльмен джентльмену.
Ну, я роздал им кое-какую мелочь, иду дальше. Вдруг навстречу - еще
один. Длинный, точно версту проглотил. Поравнялись. Он обнажает голову,
раскланивается самым церемонным манером. Ну, я, понятно, пошарил в кар-
мане, выудил две копейки и прямо ему в цилиндр. Я ждал благодарности, а
он, представьте себе, вспыхнул, фыркнул, вставил в глаз монокль и очень
внушительно произнес:
- Арчибальд Денди, эсквайр. С кем имею честь?
- Капитан дальнего плавания Христофор Врунгель, - представился я.
- Очень приятно, - говорит он. - Защищайтесь, капитан!
Я было стал извиняться, да где там! Вижу - поздно. Какие уж там изви-
нения! Он поставил цилиндр на травку, сбросил фрак... Ну, и я, знаете
решил постоять за себя: скинул китель, занял боевую позицию.
Фукс тоже не растерялся, взял на себя роль судьи, отошел чуть в сто-
ронку и во все горло крикнул:
- Секунданты, аут! Гонг!
Мистер Денди запрыгал, запыхтел, завертел кулаками. Похоже, как, зна-
ете, мальчишки в паровоз играют. Ринулся на меня. Пришлось и мне порабо-
тать кулаками.
Я не люблю давать волю рукам, но тут бокс, благородная схватка, - я
размахнулся... и едва успел задержать удар.
Вижу - скверная штука: при разности пропорций наших фигур я, куда бы
ни метил, все равно попаду ниже пояса. А это, знаете, не по правилам. Он
же, напротив, лупит воздух у меня над фуражкой. И тоже все впустую. Пер-
вый раунд так и окончился без результата.
Но решать бой все равно как-то нужно было, и тут нас выручил Фукс.
- Пожалуйста, капитан, - говорит он и подставляет плечи.
Я вскочил на него верхом и вижу - совсем другое дело. Я теперь на
уровне противника, так сказать, и могу вступить в бой на законных осно-
ваниях. Фукс подо мной прыгает, рвется в бой. Ну, я вижу, пора действо-
вать.
- Давайте, Фукс! - говорю.
Ему, видимо, было нелегко, но он бодро прохрипел:
- Гонг!
И мы начали снова...
Мистер Денди дрался блестяще. Я получил жестокий удар в переносицу,
но тут вспомнил молодость, пришпорил Фукса, перешел в инфайтинг и нанес
противнику сокрушительный оперкут.
Он замер на секунду, закрыл глаза, опустил руки по швам и вдруг рух-
нул, как мачта. Фукс достал у него из жилетного кармана часы и стал
громко отсчитывать секунды. Минут через сорок мистер Денди очнулся. По-