Приключения Оливера Твиста | |
голку и, повернувшись к гробовщику, сказал более спокойным тоном:
- Ну, так как же насчет мальчика?
- О, знаете ли, мистер Бамбл, - отозвался гробовщик, - я плачу нема-
лый налог в пользу бедных.
- Гм! - сказал мистер Бамбл. - А дальше что?
- А вот что, - ответил гробовщик: - я думал, что если я столько плачу
в пользу бедных, то, стало быть, имею право извлечь из них как можно
больше, мистер Бамбл. И... и... кажется, я сам возьму этого мальчика.
Мистер Бамбл схватил гробовщика под руку и повел его в дом. Мистер
Сауербери в течение пяти минут договаривался с членами совета, и было
решено, что Оливер отправится к нему в тот же вечер "на пробу". Примени-
тельно к приходскому ученику это означало следующее: если хозяин после
короткого испытания убедится, что может, не слишком заботясь о питании
мальчика, заставить его изрядно работать, он вправе оставить его у себя
на определенный срок и распоряжаться им по своему усмотрению.
Когда маленького Оливера привели в тот вечер к "джентльменам" и
объявили ему, что он сегодня же поступает в услужение к гробовщику, а
если он вздумает пожаловаться на свое положение или когда-нибудь вер-
нуться в приход, его отправят в плавание либо прошибут ему голову, -
Оливер выказал так мало волнения, что все единогласно признали его за-
коснелым юным негодяем и приказали мистеру Бамблу немедленно его увести.
Вполне естественно, что члены совета должны были скорее, чем кто-либо
другой, прийти в величайшее и добродетельное изумление и ужас при малей-
ших признаках бесчувственности со стороны кого бы то ни было, но в дан-
ном случае они несколько заблуждались. Дело в том, что Оливер отнюдь не
был бесчувственным; пожалуй, он даже отличался чрезмерной чувстви-
тельностью, а в результате дурного обращения был близок к тому, чтобы
стать тупым и угрюмым до конца жизни. В полном молчании он принял извес-
тие о своем назначении, забрал свое имущество - его не очень трудно было
нести, так как оно помещалось в пакете из оберточной бумаги, имевшем
полфута длины, полфута ширины и три дюйма толщины, - надвинул шапку на
глаза и, уцепившись за обшлаг мистера Бамбла, отправился с этим долж-
ностным лицом к месту новых терзаний.
Сначала мистер Бамбл вел Оливера, не обращая на него внимания и не
делая никаких замечаний, ибо бидл высоко держал голову, как и подобает
бидлу, а так как день был ветреный, маленького Оливера совершенно скры-
вали полы шинели мистера Бамбла, которые развевались и обнажали во всей
красе жилет с лацканами и короткие коричневые плюшевые штаны. Но, приб-
лизившись к месту назначения, мистер Бамбл счел нужным взглянуть вниз и
убедиться, что мальчик находится в должном виде, готовый предстать перед
новым хозяином; так он и поступил, скроив надлежащую мину, милостивую и
покровительственную.
- Оливер! - сказал мистер Бамбл.
- Да, сэр? - тихим, дрожащим голосом отозвался Оливер.
- Сдвиньте шапку на лоб, сэр, и поднимите голову!
Хотя Оливер тотчас же исполнил приказание и свободной рукой быстро
провел по глазам, но когда он поднял их на своего проводника, в них
блестели слезинки. Мистер Бамбл сурово посмотрел на Оливера, но у того
слезинка скатилась по щеке. За ней последовала еще и еще одна. Ребенок
сделал неимоверное усилие, но оно ни к чему не привело. Вырвав у мистера
Бамбла свою руку, он обеими руками закрыл лицо и заплакал, а слезы про-
сачивались между подбородком и костлявыми пальцами.
- Вот как! - воскликнул мистер Бамбл, останавливаясь и бросая на сво-
его питомца злобный взгляд. - Вот как! Из всех неблагодарных, испорчен-
ных мальчишек, каких мне случалось видеть, ты, Оливер, самый...
- Нет, нет, сэр! - всхлипывая, воскликнул Оливер, цепляясь за руку,
которая держала хорошо знакомую ему трость. - Нет, нет, сэр! Я исправ-
люсь, право же, я исправлюсь, сэр! Я еще очень маленький, сэр, и та-
кой... такой...
- Какой - такой? - с изумлением спросил мистер Бамбл.
- Такой одинокий, сэр - Очень одинокий! - воскликнул ребенок. - Все
меня ненавидят. О сэр, пожалуйста, не сердитесь на меня!
Мальчик прижал руку к сердцу и со слезами, вызванными неподдельным
горем, посмотрел в лицо спутнику.
Мистер Бамбл с некоторым удивлением встретил жалобный и беспомощный
взгляд Оливера, раза три-четыре хрипло откашлялся и, пробормотав что-то
об этом "надоедливом кашле", приказал Оливеру осушить слезы и быть хоро-
шим мальчиком. Затем он снова взял его за руку и молча продолжал путь.
Когда вошел мистер Бамбл, гробовщик, только что закрывший ставни в
лавке, делал какие-то записи в приходо-расходной книге при свете унылой
свечи, весьма Здесь уместной.
- Эге! - сказал гробовщик, оторвавшись от книги и не дописав слово. -
Это вы! Бамбл?
- Я самый, мистер Сауербери, - отозвался бидл. - Ну вот! Я вам привел
мальчика.
Оливер поклонился.
- Так это и есть тот самый мальчик? - спросил гробовщик, подняв над
головой свечу, чтобы лучше рассмотреть Оливера. - Миссис Сауербери, будь
так добра, зайди сюда на минутку, дорогая моя.
Из маленькой комнатки позади лавки вышла миссис Сауербери. Это была
невысокая, тощая, высохшая женщина с ехидным лицом.
- Милая моя, - почтительно сказал мистер Сауербери, - это тот самый
мальчик из работного дома, о котором я тебе говорил.
Оливер снова поклонился.
- Ах, боже мой! - воскликнула жена гробовщика. - Какой он маленький!
- Да, он, пожалуй, мал ростом, - согласился мистер Бамбл, посматривая
на Оливера так, словно тот был виноват, что не дорос. - Он и в самом де-
ле маленький. Этого нельзя отрицать. Но он подрастет, миссис Сауербери,
он подрастет.
- Да что и говорить! - с раздражением отозвалась Эта леди. - Подрас-
тет на наших хлебах. Я никакой выгоды не вижу от приходских детей: их
содержание обходится дороже, чем они сами того стоят. По мужчины всегда
думают, что они все знают лучше нас... Ну, ступай вниз, мешок с костями!
С этими словами жена гробовщика открыла боковую дверь и вытолкнула
Оливера на крутую лестницу, ведущую в каменный подвал, сырой и темный,
служивший преддверием угольного погреба и носивший название кухни; здесь
сидела девушка, грязно одетая, в стоптанных башмаках и дырявых синих
шерстяных чулках.
- Шарлотт, - сказала миссис Сауербери, спустившаяся вслед за Оливе-
ром, - дайте этому мальчику остатки холодного мяса, которые отложены для
Трипа. Трип с утра не приходил домой и может обойтись без них. Надеюсь,
мальчик не настолько привередлив, чтобы отказываться от них... Верно,
мальчик?
У Оливера глаза засверкали при слове "мясо", он Задрожал от желания
съесть его и дал утвердительный ответ, после чего перед ним поставили
тарелку с объедками.
Хотел бы я, чтобы какой-нибудь откормленный философ, в чьем желудке
мясо и вино превращаются в желчь, чья кровь холодна как лед, а сердце
железное, - хотел бы я, чтобы он посмотрел, как Оливер Твист набросился
на изысканные яства, которыми пренебрегла бы собака! Хотел бы я, чтобы
он был свидетелем того, с какой жадностью Оливер, терзаемый страшным го-
лодом, разрывал куски мяса! Еще больше мне хотелось бы увидеть, как Этот
философ с таким же наслаждением поедает такое же блюдо.
- Ну что? - спросила жена гробовщика, когда Оливер покончил со своим
ужином; она следила за ним в безмолвном ужасе, с тревогой предвидя, ка-
кой будет у него аппетит. - Кончил?
Не видя поблизости ничего съедобного, Оливер ответил утвердительно.
- Ну так ступай за мной, - сказала миссис Сауербери, взяв грязную,
тускло горевшую лампу и поднимаясь по лестнице. - Твоя постель под при-
лавком. Надеюсь, ты можешь спать среди гробов? А впрочем, это не важно -
можешь или нет, потому что больше тебе спать негде. Иди! Не оставаться
же мне здесь всю ночь!
Оливер больше не мешкал и покорно пошел за своей новой хозяйкой.
ГЛАВА V Оливер знакомится с товарищами по профессии. Впервые побывав
на похоронах, он приходит к неблагоприятному выводу о ремесле своего хо-
зяина
Оставшись один в лавке гробовщика, Оливер поставил лампу на верстак и
робко осмотрелся вокруг с чувством благоговения и страха, которое без
труда поймут многие люди значительно старше его. Недоделанный гроб на
черных козлах, стоявший посреди лавки, казался таким унылым и зловещим,
что холодок пробегал у Оливера по спине, когда он посматривал на этот
мрачный предмет: ему чудилось, что какая-то ужасная фигура вот-вот мед-
ленно приподнимет голову и он сойдет с ума от страха. Вдоль стены в об-
разцовом порядке выстроился длинный ряд вязовых досок, заготовленных для
гробов; в тусклом свете они казались сутулыми привидениями, засунувшими
руки в карманы. Таблички для гробов, стружки, гвозди с блестящими шляп-
ками и обрезки черной материи валялись на полу, а стену за прилавком ук-
рашала картина, на которой были очень живо изображены два немых пла-
кальщика в туго накрахмаленных галстуках, стоящие на посту у дверей до-
ма, к которому подъезжал катафалк, запряженный четверкой вороных лоша-
дей. В лавке было душно и жарко. Казалось, воздух пропитан запахом гро-
бов. Местечко под прилавком, куда был брошен ему тюфяк, напоминало моги-
лу.
Но не только эта унылая обстановка угнетала Оливера. Он был один в
незнакомом месте, а все мы знаем, каким покинутым и несчастным может по-
чувствовать себя любой из нас при таких обстоятельствах. У мальчика не
было любящих или любимых друзей. Не было у него сожалений о недавней
разлуке; не было дорогого, близкого лица, которое ему мучительно хоте-
лось бы увидеть. Но, несмотря на это, на сердце у него было тяжело; и
когда он забрался на свое узкое ложе, ему захотелось, чтобы это ложе бы-
ло гробом, а его, спящего безмятежным и непробудным сном, зарыли бы на
кладбище, где тихо шелестела бы над его головой высокая трава и баюкал
густой звон старого колокола.
Утром Оливера разбудили громкие удары ногами в дверь лавки; пока он
успел кое-как одеться, неистовый стук повторился раз двадцать пять. Ког-
да он стал снимать дверную цепочку, ноги, колотившие в дверь, утихомири-
лись, и раздался голос.
- Отворяйте, слышите! - кричал голос, который принадлежал тому же ли-
цу, что и ноги.
- Сейчас отопру, сэр, - сказал Оливер, снимая цепочку и поворачивая
ключ.
- Должно быть, ты и есть новый мальчик? - спросил голос через замоч-
ную скважину.
- Да, сэр, - ответил Оливер.
- Сколько тебе лет? - осведомился голос.
- Десять, сэр, - ответил Оливер.
- Ну так я тебя вздую, как только войду, - сообщил голос, - помяни
мое слово, приходский щенок!
После этого любезного обещания послышался свист. Оливера слишком час-
то подвергали операции, обозначаемой только что упомянутым выразительным
словечком, а потому он ничуть не сомневался в том, что тот, кому принад-
лежал голос, добросовестнейшим образом выполнит свою угрозу. Дрожащей
рукой он отодвинул Засов и открыл дверь.
Секунду или две Оливер осматривал улицу, посмотрел направо, налево и
на противоположный тротуар, полагая, что неизвестный, разговаривавший с
ним через Замочную скважину, прогуливается, чтобы согреться. Дело в том,
что он не видел перед собой никого, кроме рослого приютского мальчика,
который сидел на тумбе перед домом и ел ломоть хлеба с маслом, разрезая
его складным ножом на куски величиной с собственный рот и проглатывая их
с большим проворством.
- Прошу прощения, сэр, - сказал Оливер, убедившись, что никто не по-
является, - это вы стучали?
- Я колотил ногами, - ответил приютский мальчик.
- Вам нужен гроб, сэр? - простодушно спросил Оливер.
При этих словах приютский мальчик принял необычайно грозный вид и за-
явил, что самому Оливеру в скором времени понадобится гроб, если он поз-
воляет себе шутить таким образом со старшими.
- Приходский щенок, ты не знаешь, кто я такой? - продолжал приютский
мальчик, с важным видом слезая с тумбы.
- Не знаю, сэр, - ответил Оливер.
- Я мистер Ноэ Клейпол, - сказал приютский мальчик, - а ты находишься
у меня под началом. Открой ставни, ленивая тварь!
С этими словами мистер Клейпол угостил Оливера пинком и вошел в лавку
с большим достоинством, делавшим ему честь. При любых обстоятельствах
большеголовому, толстому юнцу с маленькими глазками и тупей физиономией
нелегко принять достойный вид, и тем более это трудно, если к таким
привлекательным чертам прибавить красный нос и короткие желтые штаны.
Оливер снял ставни и попытался перетащить их во дворик позади дома,
куда их уносили на день, но зашатавшись под тяжестью первого же ставня,
разбил оконное стекло, после чего Ноэ, утешив его уверением, что "ему
влетит", снисходительно пришел ему на помощь. Вскоре в лавку спустился
мистер Сауербери. Вслед за ним появилась миссис Сауербери. Оливеру, сог-
ласно предсказанию Ноэ, "влетело", а потом он отправился с этим молодым
джентльменом вниз завтракать.
- Подсаживайтесь к очагу, Ноэ, - сказала Шарлотт. - Я припасла для
вас славный кусочек копченой грудинки от хозяйского завтрака... Оливер,
притвори дверь за мистером Ноэ и возьми себе вот те объедки, которые я
положила на крышку от кастрюльки. Вот твоя чашка чаю. Поставь ее на
ящик, пей там и поторапливайся, потому что тебя скоро позовут в лапку.
Слышишь?
- Слышишь, приходский щенок? - сказал Ноэ Клейпол.
- Ах, боже мой, Ноэ! - воскликнула Шарлотт. - Какой вы чудной парень!
Почему бы вам не оставить мальчика в покое?
- Оставить в покое! - повторил Ноэ. - Да ведь все и так оставили его
в покое. Ни отец, ни мать никогда ни в чем ему не помешают. Все
родственники позволяют ему идти своей дорогой. Правда, Шарлотт?
Хи-хи-хи!
- Ах, чудак вы этакий! - воскликнула Шарлотт, заливаясь громким сме-
хом, к которому присоединился и Ноэ.
Затем оба посмотрели с презрением на бедного Оливера Твиста, дрожаще-
го на ящике в самом холодном углу комнаты и поедавшего вонючие объедки,
отложенные специально для него.
Ноэ был приютским мальчиком, а не сиротой из работного дома. Он не
был подкидышем, так как мог проследить свою родословную вплоть до роди-
телей, живших поблизости; мать его была прачкой, а отец - пьяницейсолда-
том, вышедшим в отставку с деревянной ногой и ежедневной пенсией в два
пенса с половиной и еще какой-то неудобопроизносимой дробью. Мальчишки
из соседних лавок давно приобрели привычку клеймить Ноэ на улице позор-
ными кличками вроде "кожаные штаны", "приютский" и так далее, и Ноэ при-
нимал их безропотно. Но теперь, когда судьба поставила на его пути без-
родного сироту, на которого даже самый ничтожный человек мог с презрени-
ем указать пальцем, он вымещал на нем свои обиды с лихвой.
Это дает превосходную пищу для размышлений. Мы видим, какой прекрас-
ной может стать человеческая натура и как одни и те же приятные качества
развиваются у благороднейшего лорда и у самого грязного приютского
мальчишки.
Прошло три-четыре недели с тех пор, как Оливер поселился у гробовщи-
ка. Лавка была закрыта, и мистер и миссис Сауербери ужинали в маленькой
задней гостиной, когда мистер Сауербери, бросив несколько почтительных
взглядов на жену, сказал:
- Дорогая моя...
Он хотел продолжать, но миссис Сауербери посмотрела на него столь
неблагосклонно, что он запнулся.
- Ну? - резко спросила миссис Сауербери.
- Ничего, дорогая моя, ничего! - сказал мистер Сауербери.
- Уф, негодяй! - сказала миссис Сауербери.
- Право же, пет, дорогая моя, - смиренно отозвался мистер Сауербери.
- Мне показалось, что ты не расположена слушать, дорогая. Я хотел только
сказать...
- Ах, не говори мне, что ты там хотел сказать, - перебила миссис Сау-
ербери. - Я - ничто; пожалуйста, не обращайся ко мне за советом. Я не
желаю выведывать твои секреты.
Произнеся эти слова, миссис Сауербери залилась истерическим смехом,
который угрожал серьезными последствиями.
- Но, дорогая моя, - сказал мистер Сауербери, - я хочу с тобой посо-
ветоваться.
- Нет, нет! Не советуйся со мной! - жалобным тоном промолвила миссис
Сауербери. - Советуйся с кемнибудь другим.
Тут снова раздался истерический смех, чрезвычайно испугавший мистера
Сауербери. Такова весьма распространенная и рекомендуемая система обра-
щения с супругом, которая часто приводит к желаемым результатам. Это не-
медленно побудило мистера Сауербери умолять, как об особом одолжении,
чтобы ему было разрешено высказать то, что миссис Сауербери жаждала ус-
лышать. После недолгих пререканий, занявших меньше трех четвертей часа,
разрешение было милостиво дано.
- Это касается юного Твиста, дорогая моя, - сказал мистер Сауербери.
- Он очень миловидный мальчик, дорогая.
- Еще бы, когда он столько ест! - заметила леди.
- У него меланхолическое выражение лица, дорогая моя, - продолжал
мистер Сауербери, - и это делает его очень интересным... Из него, милоч-
ка, вышел бы превосходный немой плакальщик.
Миссис Сауербери с нескрываемым удивлением посмотрела на него. Мистер
Сауербери подметил это и, не дожидаясь возражений со стороны доброй ле-
ди, продолжал:
- Я говорю не о настоящем немом плакальщике, присутствующем на похо-
ронах у взрослых, а только о немом плакальщике для детей, дорогая. Было
бы такой новинкой, милочка, иметь немого плакальщика соответствующего
роста. Можешь быть уверена, что это произведет прекрасное впечатление.
Миссис Сауербери, проявлявшая замечательный вкус, когда дело касалось
похорон, была поражена новизной Этой идеи; но так как признаться в этом
при данных обстоятельствах значило бы уронить свое достоинство, она ос-
ведомилась только довольно резким тоном, почему эта простая мысль не
приходила раньше в голову ее супругу? Мистер Сауербери правильно истол-
ковал ее слова как согласие на его предложение. Итак, тут же было решено
немедленно посвятить Оливера во все тайны ремесла, чтобы он мог сопро-
вождать своего хозяина, как только потребуются его услуги.
Случай не замедлил представиться. На следующее утро, через полчаса
после завтрака, в лавку вошел мистер Бамбл и, прислонив свою трость к
прилавку, достал поместительный кожаный бумажник, откуда извлек клочок
бумаги, который и протянул Сауербери.
- Эге! - сказал гробовщик, с просиявшей физиономией посмотрев на бу-
мажку. - Заказ на гроб?
- Сначала гроб, потом приходские похороны, - ответил мистер Бамбл,
затягивая ремешок кожаного бумажника, который, подобно ему самому, был
очень тучен.
- Бейтон? - сказал гробовщик, переводя взгляд с клочка бумаги на мис-
тера Бамбла. - Никогда не слыхал Этой фамилии.
Бамбл, покачивая головой, ответил:
- Упрямый народ, мистер Сауербери, очень упрямый. Боюсь, что к тому
же еще и гордый.
- Гордый? - усмехаясь, воскликнул - гробовщик. - Ну, это уж слишком.
- Ох, это отвратительно! - отвечал бидл. - Это безнравственно, мистер
Сауербери.
- Совершенно верно, - согласился гробовщик.
- Об этом семействе мы услыхали только третьего дня вечером, - про-
должал бидл, - да и тогда мы бы ничего о нем не узнали, не будь в том же
доме женщины, которая обратилась в приходский комитет с просьбой прис-
лать приходского врача, чтобы он осмотрел больную, - ей, мол, очень ху-
до. Врач уехал на званый обед, а его ученик (очень смышленый парнишка)
сейчас же послал им в баночке из-под ваксы какое-то лекарство.
- Вот это быстрота! - сказал гробовщик.
- Именно так! - подтвердил бидл. - Но каковы были последствия, каково
было поведение этих неблагодарных бунтовщиков? Муж присылает сказать,
что это лекарство не помогает от той болезни, какой страдает его жена,
и, стало быть, она не будет его принимать. Он говорит, что она не будет
его принимать, сэр! Прекрасное, сильно действующее, полезное лекарство,
которое всего неделю назад очень помогло двум ирландским рабочим и груз-
чику угля... Его послали даром, в баночке из-под саксы, а он присылает
сказать, что она не будет его принимать, сэр!
Когда чудовищность этого поступка была воспринята мистером Бамблом во
всей ее полноте, он сильно ударил тростью по прилавку и покраснел от не-
годования.
- О! - сказал гробовщик. - Мне бы и в голову никогда...
- Никогда, сэр, - воскликнул бидл. - И никому никогда! Но теперь,
когда она умерла, нам приходится ее хоронить! Вот адрес, и чем скорее
это будет сделано, тем лучше.
С этими словами мистер Бамбл в приступе лихорадочного возбуждения на-
дел задом наперед свою треуголку и быстро вышел из лавки.
- Ах, Оливер, он так рассердился, что даже забыл спросить о тебе, -
сказал мистер Сауербери, глядя вслед бидлу, шагавшему по улице.
- Да, сэр, - ответил Оливер, который во время этого свидания старался
не попадаться на глаза бидлу и начал дрожать с головы до ног при одном
воспоминании о голосе мистера Бамбла.
Впрочем, он напрасно старался избегнуть взоров мистера Бамбла, ибо
это должностное лицо, на которое предсказание джентльмена в белом жилете
произвело очень сильное впечатление, полагало, что теперь, когда гробов-
щик взял Оливера к себе на испытание, разумнее избегать разговоров о
нем, пока он не будет окончательно закреплен на семь лет по контракту, а
тогда раз и навсегда, законным образом, минует опасность его возвращения
на содержание прихода.
- Прекрасно! - проговорил мистер Сауербери, берясь за шляпу. - Чем
скорее будет покончено с этим делом, тем лучше... Ноэ, присматривай за
лавкой... Оливер, надень шапку и ступай за мной.
Оливер повиновался и последовал за хозяином, отправившимся исполнять
свои профессиональные обязанности.
Сначала они шли по самым людным и густонаселенным кварталам города, а
затем, свернув в узкую улицу, еще более грязную и жалкую, чем те, какие
они уже миновали, они приостановились, отыскивая дом, являвшийся целью
их путешествия. По обеим сторонам улицы дома были большие и высокие, но
очень старые и населенные бедняками: об этом в достаточной мере свиде-
тельствовали грязные фасады домов, и такой вывод не нуждался в подтверж-
дении, каким являлись испитые лица нескольких мужчин и женщин, которые,
скрестив на груди руки и согнувшись чуть ли не вдвое, крадучись проходи-
ли по улице. В домах находились лавки, но они были заколочены и посте-
пенно разрушались, и только верхние этажи были заселены. Некоторые дома,
разрушавшиеся от времени и ветхости, опирались, чтобы не рухнуть, на
большие деревянные балки, припертые к стенам и врытые в землю у края
мостовой. Но даже эти развалины, очевидно, служили ночным убежищем для
бездомных бедняков, ибо необтесанные доски, закрывавшие двери и окна,
были кое-где сорваны, чтобы в отверстие мог пролезть человек. В сточных
канавах вода была затхлая и грязная. Даже крысы, которые разлагались в
этой гнили, были омерзительно тощими.
Не было ни молотка, ни звонка у раскрытой двери, перед которой оста-
новился Оливер со своим хозяином. Ощупью, осторожно пробираясь по темно-
му коридору и уговаривая Оливера не отставать и не трусить, гробовщик
поднялся во второй этаж. Наткнувшись на дверь, выходившую на площадку
лестницы, он постучал в нее суставами пальцев.
Дверь открыла девочка лет тринадцати - четырнадцати. Гробовщик, едва
заглянув в комнату, понял, что сюда-то он и послан. Он вошел; за ним во-
шел Оливер.
Огня в очаге не было, но какой-то человек по привычке сидел, сгорбив-
шись, у холодного очага. Рядом с ним, придвинув низкий табурет к нетоп-
леной печи, сидела старуха. В другом углу копошились оборванные дети, а
в маленькой нише против двери лежало что-то, покрытое старым одеялом.
Оливер, бросив взгляд в ту сторону, задрожал и невольно прижался к свое-
му хозяину; хотя предмет и был прикрыт, он догадался, что Это труп.
У мужчины было худое и очень бледное лицо; волосы и борода седые;
глаза налиты кровью. У старухи лицо было сморщенное; два уцелевших зуба
торчали над нижней губой, а глаза были острые и блестящие. Оливер боялся
смотреть и на нее и на мужчину. Они слишком походили на крыс, которых он
видел на улице.
- Никто к ней не подойдет! - злобно крикнул мужчина, вскочив с места,
когда гробовщик направился к нише. - Не подходите! Будь вы прокляты, не
подходите, если вам дорога жизнь!
- Вздор, дружище! - сказал гробовщик, который привык к горю во всех
его видах. - Вздор!
- Слушайте! - крикнул человек, сжав кулаки и в бешенстве топнув но-
гой. - Слушайте! Я не позволю зарыть ее в землю. Там она не найдет по-
коя: черви будут ей мешать... Глодать ее они не могут, так она иссохла.
В ответ на этот сумасшедший бред гробовщик не сказал ни слова; достав
из кармана мерку, он опустился на колени перед покойницей.
- Ах! - воскликнул мужчина, залившись слезами и падая к ногам умер-
шей. - На колени перед ней, на колени перед ней, вы все, и запомните мои
слова! Говорю вам, ее уморили голодом! Я не знал, что ей так худо, пока
у нее не началась лихорадка. И тогда обрисовались все ее кости. Не было
ни огня в очаге, ни свечи. Она умерла в темноте - в темноте! Она не мог-
ла даже разглядеть лица своих детей, хотя мы слышали, как она окликала
их по имени. Для нее я просил милостыню, а меня посадили в тюрьму. Когда
я вернулся, она умерла, и кровь застыла у меня в жилах, потому что ее
уморили голодом. Клянусь пред лицом бога, который это видел, - ее умори-
ли голодом!
Он вцепился руками в волосы и с громкими воплями стал кататься по по-
лу; глаза его остановились, а на губах выступила пена.
Испуганные дети горько заплакали, но старуха, которая все время оста-
валась невозмутимой, как будто не слышала того, что происходило вокруг,
угрозами заставила их замолчать. Развязав галстук мужчине, все еще ле-
жавшему на полу, она, шатаясь, подошла к гробовщику.
- Это моя дочь, - сказала старуха, кивая головой в сторону покойницы
и с идиотским видом подмигивая, что производило здесь еще более страшное
впечатление, чем вид мертвеца. - Боже мой, боже мой! Как это чудно! Я
родила ее и была тогда молодой женщиной, теперь я весела и здорова, а
она лежит здесь, такая холодная и застывшая! Боже мой, боже мой, поду-
мать только: ведь Это прямо как в театре, прямо как в театре!
Пока жалкое создание шамкало и хихикало, предаваясь омерзительному
веселью, гробовщик направился к двери.
- Постойте! - громким шепотом окликнула старуха. - Когда ее похоронят
- завтра, послезавтра или сегодня вечером? Я убирала ее к погребению, и
я. Знаете ли, должна идти за гробом. Пришлите мне большой плащ - хороший
теплый плащ, потому что стоит лютый холод. И мы должны поесть пирожка и
выпить вина, перед тем как идти! Ладно уж! Пришлите хлеба - ковригу хле-
ба и чашку воды... Миленький, будет у нас хлеб? - нетерпеливо спросила
она, уцепившись за пальто гробовщика, когда тот снова двинулся к двери.
- Да, да, - сказал гробовщик. - Конечно. Все, что вы пожелаете!
Он вырвался из рук старухи и поспешно вышел, увлекая за собой Оливе-
ра.
На следующий день (тем временем семейству оказана была помощь в виде
двух фунтов хлеба и куска сыру, доставленных самим мистером Бамблом)
Оливер со своим хозяином вернулся в убогое жилище, куда уже прибыл мис-
тер Бамбл в сопровождении четырех человек из работного дома, которым
предстояло нести гроб. Ветхие черные плащи были наброшены на лохмотья
старухи и мужчины, и, когда привинтили крышку ничем не обитого гроба,
носильщики подняли его на плечи и вынесли на улицу.
- А теперь шагайте быстрее, старая леди, - шепнул Сауербери на ухо
старухе. - Мы опаздываем, а не годится, чтобы священник пас ждал. Впе-
ред, ребята, во всю прыть!
После такого распоряжения носильщики пустились рысцой ее своей легкой
ношей, а двое провожающих изо всех сил старались не отставать. Мистер
Бамбл и Сауербери бодро шагали впереди, а Оливер, у которого ноги были
не такие длинные, как у его хозяина, бежал сбоку.
Впрочем, вопреки предположениям мистера Сауербери, не было необходи-
мости спешить, ибо, когда они достигли заброшенного, заросшего крапивой
уголка кладбища, отведенного для приходских могил, священника еще не бы-
ло, а клерк, сидевший у камина в ризнице, считал вполне возможным, что
он придет примерно через час. Поэтому гроб поставили у края могилы, и
двое провожающих терпеливо ждали, стоя в грязи, под холодным моросящим
дождем, а оборванные мальчишки, привлеченные на кладбище предстоящим
зрелищем, затеяли шумную игру в прятки среди могильных плит или, приду-
мав новое развлечение, перепрыгивали через гроб. Мистер Сауербери и
Бамбл в качестве личных друзей клерка сидели с ним у камина и читали га-
зету.
Наконец, по прошествии часа показались мистер Бамбл, Сауербери и
клерк, бежавшие к могиле. Немедленно вслед за ними появился священник,
на ходу надевавший стихарь. Затем мистер Бамбл для соблюдения приличий
поколотил двух-трех мальчишек, а священник, прочитав из погребальной
службы столько, сколько можно было прочесть за четыре минуты, отдал сти-
харь клерку и ушел.
- Ну, Билл, - сказал Сауербери могильщику, - засыпайте могилу.
Работа была нетрудная: в могиле было столько гробов, что всего нес-
колько футов отделяли верхний гроб от поверхности земли. Могильщик наб-
росал земли, притоптал ее ногами, поднял на плечи лопату и удалился в
сопровождении мальчишек, которые орали, досадуя на то, что потеха так
скоро кончилась.
- Ступайте, приятель! - сказал Бамбл, похлопав по спине мужчину. -
Сейчас запрут ворота кладбища.
Мужчина, который не шевельнулся с тех пор, как стал у края могилы,
вздрогнул, поднял голову, посмотрел на говорившего, сделал несколько ша-
гов и упал без чувств. Сумасшедшая старуха была слишком занята оплакива-
нием плаща (который снял с нее гробовщик), чтобы обращать внимание на
мужчину. Поэтому его окатили холодной водой из кружки, а когда он очнул-
ся, благополучно выпроводили с кладбища, заперли ворота и разошлись в
разные стороны.
- Ну что, Оливер, - спросил Сауербери, когда они шли домой, - как те-
бе это понравилось?
- Ничего, благодарю вас, сэр, - нерешительно ответил Оливер. - Не
очень, сэр.
- Со временем привыкнешь, Оливер, - сказал Сауербери. - Это пустяки,
когда привыкнешь.
Оливер хотел бы знать, долго ли пришлось привыкать мистеру Сауербери.
Но он счел более разумным не задавать этого вопроса и вернулся в лавку,
размышляя обо всем, что видел и слышал.
ГЛАВА VI Оливер, раздраженный насмешками Ноэ, приступает к действиям
и приводит его в немалое изумление
Месяц испытания истек, и Оливер был формально принят в ученики. Пора
года была славная, несущая болезни. Выражаясь коммерческим языком, на
гробы был спрос, и за несколько недель Оливер приобрел большой опыт. Ус-
пех хитроумной выдумки мистера Сауербери превзошел самые радужные его