Детские книги

по-видимому с той целью, чтобы засунуть их с вызывающим видом в  карманы
плисовых штанов, ибо руки он держал в карманах.  Вообще  это  был  самый
развязный и самоуверенный молодой джентльмен, ростом около четырех футов
шести дюймов и в блюхеровских башмаках.
   - Эй, парнишка! Какая беда стряслась? - сказал сей  странный  молодой
джентльмен Оливеру.
   - Я очень устал и проголодался, - со слезами на глазах  ответил  Оли-
вер. - Я пришел издалека. Я иду вот уже семь дней.
   - Семь дней! - воскликнул молодой джентльмен. - Понимаю.  По  приказу
клюва, да? Но, кажется, - добавил он, заметив удивленный взгляд Оливера,
- ты не знаешь, что такое клюв, приятель?
   Оливер скромно ответил, что, по его сведениям, упомянутое слово обоз-
начает рот у птиц.
   - До чего же он желторотый! - воскликнул  молодой  джентльмен.  -  Да
ведь клюв - это судья! И если идешь по приказу клюва, то идешь не  прямо
вперед, а к петле, и с нее уж не сорваться. Ты никогда не бывал на  сту-
пальном колесе?
   - На каком колесе? - спросил Оливер.
   - На каком? Да, конечно, на ступальном, на том самом, которое занима-
ет так мало места, что может вертеться в каменном кувшине. И  чем  лучше
оно работает, тем хуже приходится людям, потому что, если  людям  хорошо
живется, для него не найти рабочих... Но послушай, -  продолжал  молодой
джентльмен, - тебе нужно задать корму, и ты его получишь. Я и сам теперь
на мели - только и есть у меня, что боб да сорока, но уж коли на то пош-
ло, я раскошелюсь. Вставай-ка! Ну!.. Вот так!.. В путь-дорогу!
   Молодой джентльмен помог Оливеру подняться и повел  его  в  ближайшую
мелочную лавку, где купил ветчины и половину четырехфунтовой булки, пли,
как он выразился, "отрубей на четыре пенса"; ветчина сохранялась от пыли
благодаря хитроумной уловке, заключавшейся в том, что из булки  вытаски-
вали часть мякиша, а вместо него запихивали ветчину. Взяв хлеб под  мыш-
ку, молодой джентльмен свернул в небольшой трактир  и  прошел  в  заднюю
комнату, служившую распивочной. Сюда, по распоряжению таинственного  юн-
ца, была принесена кружка пива, и Оливер, воспользовавшись  приглашением
своего нового друга, принялся за еду и ел долго и много, а в  Это  время
странный мальчик посматривал на него с величайшим вниманием.
   - Идешь в Лондон? - спросил странный мальчик, когда Оливер,  наконец,
покончил с едой.
   - Да.
   - Квартира есть?
   - Нет.
   - Деньги?
   - Нет.
   Странный мальчик свистнул и засунул руки в карманы так  глубоко,  как
только позволяли длинные рукава.
   - Вы живете в Лондоне? - спросил Оливер.
   - Да, когда бываю у себя дома, - ответил мальчик. - Ты  бы  не  прочь
отыскать какое-нибудь местечко, чтобы переночевать там сегодня, верно?
   - Очень хотел бы, - ответил Оливер. - Я не спал под крышей с тех пор,
как ушел из своего городка.
   - Нечего тереть из-за этого глаза, - сказал молодой джентльмен. - Се-
годня вечером я должен быть в Лондоне, а там у меня есть знакомый,  поч-
тенный старый джентльмен, который приютит тебя даром и сдачи не потребу-
ет, - конечно, если ему тебя представит джентльмен, которого он знает. А
разве он меня не знает? О нет! Совсем не знает! Нисколько! Разумеется!
   Молодой джентльмен улыбнулся, давая понять, что  последние  замечания
были шутливо-ироническими, и допил пиво.
   Неожиданное предложение дать приют было слишком соблазнительно, чтобы
его отклонить. К тому же за ним тотчас же последовало уверение, что упо-
мянутый старый джентльмен несомненно подыщет Оливеру хорошее место в са-
мое ближайшее время. Это повело к более дружсской и  задушевной  беседе,
из которой Оливер узнал, что его друга  зовут  Джек  Даукинс  и  что  он
пользуется особой любовью и  покровительством  вышеупомянутого  пожилого
джентльмена.
   Наружность  мистера  Даукинса  вряд  ли  свидетельствовала  в  пользу
удобств, какие его патрон предоставлял тем, кого брал под свое  покрови-
тельство. Но так как он вел довольно легкомысленные и развязные  речи  и
вдобавок признался, что среди близких своих друзей больше  известен  под
шутливым прозвищем "Ловкий Плут", Оливер заключил, что это беззаботный и
беспутный малый, на которого поучения его благодетеля до сей поры не во-
зымели действия. Находясь под этим впечатлением, он втайне решил  поско-
рее заслужить доброе мнение старого джентльмена, и  если  Плут  окажется
неисправимым, что было более чем вероятно, он уклонится от чести поддер-
живать с ним знакомство.
   Так как Джек Даукинс не хотел войти в Лондон, пока  не  стемнеет,  то
они ждали одиннадцати часов и только тогда подошли к заставе у Излингто-
па. От "Ангела" они свернули на Сент-Джон-роуд, прошли  маленькой  улич-
кой, заканчивающейся у театра Сэдлерс-Уэлс, миновали  Элут-стрит  и  Ко-
пис-Роу, прошли по маленькому дворику около  работного  дома,  пересекли
Хокли-интеХоул, оттуда повернули к  Сафрен-Хилл,  а  затем  к  ГрейтСаф-
рен-Хилл, и здесь Плут стремительно помчался  вперед,  приказав  Оливеру
следовать за ним по пятам.
   Хотя внимание Оливера было поглощено тем, чтобы не упустить  из  виду
проводника, однако на бегу он изредка  посматривал  по  сторонам.  Более
гнусного и жалкого места он еще не видывал. Улица  была  очень  узкая  и
грязная, а воздух насыщен зловонием. Много было маленьких лавчонок,  но,
казалось, единственным товаром являлись дети, которые даже в такой позд-
ний час копошились в дверях или визжали в доме. Единственными заведения-
ми, как будто преуспевавшими в этом обреченном  на  гибель  месте,  были
трактиры, и в них орали во всю глотку отпетые люди - ирландские подонки.
За крытыми проходами и дворами, примыкавшими к главной улице,  виднелись
домишки, сбившиеся в кучу, и здесь пьяные мужчины  и  женщины  буквально
барахтались в грязи, а из некоторых дверей крадучись  выходили  какие-то
дюжие подозрительные парни, очевидно отправлявшиеся по делам не особенно
похвальным и безобидным.
   Оливер подумал, не лучше ли ему улизнуть, но  они  уже  спустились  с
холма.  Проводник,  схватив  его  за  руку,  отворил  дверь  дома  около
Филд-лепп, втащил его в коридор и прикрыл за собой дверь.
   - Эй, кто там? - раздался снизу голос в ответ па свист Плута.
   - Плутни и удача! - был ответ.
   По-видимому, это был пароль или сигнал, возвещавший о том, что все  в
порядке, так как на стену в дальнем конце  коридора  упал  тусклый  свет
свечи, а из-за сломанных перил старой лестницы, ведущей в кухню,  выгля-
нуло лицо мужчины.
   - Вас тут двое, - сказал мужчина, вытягивая руку со свечой, а  другой
рукой заслоняя глаза от света. - Кто Этот второй?
   - Новый товарищ, - ответил Джек Даукинс, подталкивая вперед Оливера.
   - Откуда он взялся?
   - Из страны желторотых... Феджин наверху?
   - Да, сортирует утиралки. Ступайте наверх!
   Свечу убрали, и лицо исчезло. Оливер, одной рукой шаря в  темноте,  в
то время как товарищ крепко сжимая в своей другую его  руку,  с  большим
трудом поднялся по темной ветхой  лестнице,  по  которой  его  проводник
взбирался с легкостью и быстротой, свидетельствовавшими о том,  что  она
ему хорошо знакома. Он открыл дверь задней комнаты  и  втащил  за  собой
Оливера.
   Стены и потолок в этой комнате совсем почернели от  времени  и  пыли.
Перед очагом стоял сосновый стол, а на столе - свеча, воткнутая в бутыл-
ку из-под имбирного пива, две-три оловянные кружки, хлеб, масло и тарел-
ка. На сковороде, подвешенной на проволоке к полке над очагом,  поджари-
вались на огне сосиски, а наклонившись над ними, стоял с вилкой для под-
жаривания гренок очень старый, сморщенный еврей с всклокоченными  рыжими
волосами, падавшими на его злобное, отталкивающее лицо. На нем был заса-
ленный фланелевый халат с открытым воротом, а внимание  свое  он,  каза-
лось, делил между сковородкой и вешалкой, на  которой  висело  множество
шелковых носовых платков. Несколько  дрянных  старых  мешков,  служивших
постелями, лежали один подле другого на полу.  За  столом  сидели  четы-
ре-пять мальчиков не старше Плута и с видом солидных мужчин курили длин-
ные глиняные трубки и угощались спиртным. Все они столпились вокруг сво-
его товарища, когда тот шепнул несколько слов еврею, а затем повернулись
и, ухмыляясь, стали смотреть на Оливера. Так поступил и еврей, не выпус-
кая из рук вилки для поджаривания гренок.
   - Это он самый и есть, Феджин, - сказал Джек Даукинс, - мой друг Оли-
вер Твист.
   Еврей усмехнулся и, отвесив Оливеру низкий поклон, подал ему  руку  и
выразил надежду, что удостоится чести познакомиться с ним  ближе.  Вслед
за этим Оливера окружили молодые джентльмены с трубками и  очень  крепко
пожали ему обе руки - в особенности ту, в которой он держал свой узелок.
Один из молодых джентльменов очень заботливо повесил его шапку, а другой
был столь услужлив,  что  засунул  руки  в  его  карманы,  чтобы  Оливер
вследствие своего крайнего утомления не трудился вынимать вещи из карма-
нов, когда будет ложиться спать. Вероятно, их любезность простерлась  бы
еще дальше, если бы еврей не пустил в ход вилку, колотя  ею  предупреди-
тельных юношей по голове и по плечам.
   - Мы очень рады познакомиться с тобой, Оливер, очень рады... - сказал
еврей. - Плут, сними сосиски и придвинь ближе к огню бочонок для  Оливе-
ра. Ты смотришь на носовые платки, да, миленький? Их много,  правда?  Мы
их только что разобрали, приготовили к стирке. Вот и все, Оливер, вот  и
все. Ха-ха-ха!
   Заключительные фразы вызвали шумное одобрение всех многообещающих пи-
томцев веселого старого джентльмена. И среди этого шума они принялись за
ужин.
   Оливер съел свою порцию, а затем еврей налил ему стакан горячего джи-
на с водой, приказав выпить залпом,  потому  что  стакан  нужен  другому
джентльмену. Оливер повиновался. Тотчас после этого он почувствовал, что
его осторожно перенесли на один из  мешков,  потом  он  заснул  глубоким
сном.
 
 
   ГЛАВА IX, содержащая различные сведения о приятном старом джентльмене
и его многообещающих питомцах
 
   На следующий день Оливер проснулся  поздно  после  долгого,  крепкого
сна. В комнате никого не было, кроме  старого  еврея,  который  варил  в
кастрюльке кофе к завтраку и тихонько насвистывал, помешивая его  желез-
ной ложкой. Он то и дело останавливался и прислушивался к малейшему  шу-
му, доносившемуся снизу, а затем, удовлетворив свое  любопытство,  снова
принимался насвистывать и помешивать ложкой.
   Хотя Оливер уже не спал, но он еще не совсем проснулся. Бывает  такое
дремотное состояние между сном и бодрствованием, когда вы лежите с полу-
закрытыми глазами и наполовину сознаете все, что происходит  вокруг,  и,
однако, вам за пять минут может пригрезиться больше, чем за пять  ночей,
хотя бы вы их провели с плотно закрытыми глазами  и  ваши  чувства  были
погружены в глубокий сон. В такие минуты смертный  знает  о  своем  духе
ровно столько, чтобы составить себе смутное представление о его  великом
могуществе, о том, как он отрывается от земли и отметает время и  прост-
ранство, освободившись от уз, налагаемых на него телесной его оболочкой.
   Именно таким было состояние Оливера. Из-под полуопущенных век он  ви-
дел еврея, слышал его тихое посвистывание и догадывался  по  звуку,  что
ложка скребет края кастрюли, и, однако, в то же самое  время  мысли  его
были заняты чуть ли не всеми, кого он когда-либо знал.
   Когда кофе был готов, еврей снял кастрюльку с подставки на очаге, где
она нагревалась. Постояв несколько минут в раздумье, словно не зная, чем
заняться, он обернулся, посмотрел на Оливера и окликнул  его  по  имени.
Тот не отозвался - по-видимому, он спал.
   Успокоившись на этот счет, еврей потихоньку подошел к двери  и  запер
ее. Затем он вытащил - из какого-то тайника под  полом,  как  показалось
Оливеру, - небольшую шкатулку, которую осторожно поставил на стол. Глаза
его блеснули, когда он, приподняв крышку,  заглянул  туда.  Придвинув  к
столу старый стул, он сел и вынул из шкатулки великолепные золотые часы,
сверкавшие драгоценными камнями.
   - Ого! - сказал еврей, приподняв плечи и скривив лило в омерзительную
улыбку. - Умные собаки! Умные собаки! Верные до конца! Так и не  сказали
старому священнику, где они были. Не донесли на старого Феджина! Да и  к
чему было доносить? Все равно это не развязало бы узла и ни на минуту не
отсрочило бы конца. Да! Молодцы! Молодцы!
   Бормоча себе под нос эти слова, еврей снова спрятал часы в то же  на-
дежное место. По крайней мере еще с полдюжины часов он извлек по очереди
из шкатулки и рассматривал их с не меньшим удовольствием, так же  как  и
кольца, брошки, браслеты и другие драгоценные украшения, столь же искус-
но сделанные, о которых Оливер не имел ни малейшего представления и даже
не знал, как они называются.
   Положив обратно эти драгоценные безделушки, еврей  достал  еще  одну,
умещавшуюся у него на ладони. Очевидно,  на  ней  было  что-то  написано
очень мелкими буквами, потому что он положил ее на стол и, заслонясь ру-
кой от света, разглядывал очень долго и внимательно. Наконец, он спрятал
ее, словно отчаявшись в - успехе, и, откинувшись на спинку  стула,  про-
бормотал:
   - Превосходная штука - смертная казнь!  Мертвые  никогда  не  каются.
Мертвые никогда не выбалтывают неприятных вещей. Ах, и славная это штука
для такого ремесла! Пятерых вздернули, и ни одного  не  осталось,  чтобы
заманить в ловушку сообщников или отпраздновать труса!
   Когда еврей произнес эти слова, его блестящие темные глаза, рассеянно
смотревшие в пространство, остановились на лице Оливера. Глаза  мальчика
с безмолвным любопытством были прикованы к  нему,  и,  хотя  их  взгляды
встретились на одно мгновение - на кратчайшую долю секунды, - этого было
достаточно, чтобы старик понял, что за ним следят. Он с треском  захлоп-
нул шкатулку и, схватив хлебный нож,  лежавший  на  столе,  в  бешенстве
вскочил. Но он трясся всем телом, и Оливер, несмотря на  ужасный  испуг,
заметил, как дрожит в воздухе нож.
   - Что это значит? - крикнул еврей. - Зачем ты подсматриваешь за мной?
Почему не спишь? Что ты видел? Говори! Живей, живей,  если  тебе  дорога
жизнь!
   - Я больше не мог спать, сэр, - робко ответил Оливер. - Простите, ес-
ли я вам помешал, сэр.
   - Ты уж час как не спишь? - спросил еврей, злобно глядя на мальчика.
   - Нет! О нет! - ответил Оливер.
   - Это правда? - крикнул еврей, бросив еще более злобный взгляд и при-
няв угрожающую позу.
   - Клянусь, я спал, СЭР, - с жаром ответил Оливер. - Право же, сэр,  я
спал.
   - Полно, полно, мой милый, - сказал еврей,  неожиданно  вернувшись  к
прежней своей манере обращения, и поиграл ножом, прежде чем положить его
на стол, словно желая показать, что нож он схватил просто для забавы.  -
Конечно, я это знаю, мой милый. Я хотел только напугать тебя. Ты храбрый
мальчик. Ха-ха! Ты храбрый мальчик, Оливер!
   Еврей, хихикая, потер руки, но тем не менее с беспокойством посмотрел
на шкатулку.
   - Ты видел эти хорошенькие вещички, мой мальчик? - помолчав,  спросил
еврей, положив на шкатулку РУКУ.
   - Да, сэр, - ответил Оливер.
   - А! - сказал еврей, слегка побледнев. - Это... это мои вещи, Оливер.
Мое маленькое имущество. Все, что у меня есть, чтобы прожить на старости
лет. Меня называют скрягой, мой милый. Скрягой, только и всего.
   Оливер подумал, что старый джентльмен, должно быть, и  в  самом  деле
настоящий скряга, если, имея столько часов, живет в такой грязной  дыре;
но, решив, что его заботы о Плуте и других мальчиках связаны с  большими
расходами, он бросил почтительный взгляд на еврея и попросил  разрешения
встать.
   - Разумеется, мой милый, разумеется, - ответил старый  джентльмен.  -
Вон там в углу, у двери, стоит кувшин с водой. Принеси его сюда, а я дам
тебе таз, и ты, милый мой, умоешься.
   Оливер встал, прошел в другой конец комнаты и наклонился, чтобы взять
кувшин. Когда он обернулся, шкатулка уже исчезла.
   Он едва успел умыться, привести себя в порядок и. по указанию  еврея,
выплеснуть воду из таза за окно, как вернулся Плут в сопровождении свое-
го бойкого молодого друга, которого  накануне  вечером  Оливер  видел  с
трубкой; теперь он был официально ему представлен как Чарли Бейтс. Вчет-
вером они сели за завтрак, состоявший из кофе, ветчины и  горячих  було-
чек, принесенных Плутом в шляпе.
   - Ну, - сказал еврей, лукаво посмотрев на Оливера и обращаясь к  Плу-
ту, - надеюсь, мои милые, вы поработали сегодня утром?
   - Здорово, - ответил Плут.
   - Как черти, - добавил Чарли Бейтс.
   - Славные ребята, славные ребята! - продолжал еврей. - Что ты принес.
Плут?
   - Два бумажника, - ответил сей молодой джентльмен.
   - С прокладкой? - нетерпеливо осведомился еврей.
   - Довольно плотной, - ответил Плут, подавая два бумажника - один  зе-
леный, другой красный.
   - Могли бы быть потяжелее, - заметил еврей, внимательно ознакомившись
с их содержимым, - но сделаны очень мило и аккуратно... Он искусный  ра-
ботник, правда, Оливер?
   - О да, очень искусный, сэр, - сказал Оливер.
   Тут юный Чарльз Бейтс оглушительно захохотал,  к  большому  удивлению
Оливера, который не видел ровно ничего смешного в том, что происходило.
   - А ты что принес, мой милый? - обратился Феджин к Чарли Бейтсу.
   - Утиралки, - ответил юный Бейтс, доставая четыре носовых платка.
   - И то хорошо, - сказал еврей, пристально их рассматривая. - Недурны,
совсем недурны. Но ты плохо их пометил, Чарли, - придется спороть  метки
иголкой. Мы научим Оливера, как это делается...  Научить  тебя,  Оливер?
Ха-ха-ха!
   - Пожалуйста, сэр, - ответил Оливер.
   - Тебе хотелось бы делать носовые платки так же  искусно,  как  Чарли
Бейтс, мой милый?
   - Очень, сэр, если вы меня научите, - ответил Оливер.
   Юный Бейтс усмотрел нечто столь смешное в этом ответе, что снова раз-
разился хохотом; и этот хохот едва не привел к преждевременной смерти от
удушения, так как он пил кофе, которое и попало в дыхательное горло.
   - Уж очень он желторотый! - оправившись, сказал Чарли, принося  изви-
нение за свою неучтивость.
   Плут промолчал и только взъерошил Оливеру волосы так, что  они  упали
ему на глаза, а потом сказал, что со временем он  поумнеет.  Тут  старый
джентльмен, заметив, как покраснел Оливер, переменил  тему  разговора  и
спросил, много ли народу глазело утром на  казнь.  Оливер  удивился  еще
больше, так как из ответа мальчиков выяснилось, что они оба там были,  и
он, разумеется, не понимал, когда же они успели так усердно поработать.
   После завтрака, когда убрали со стола, веселый  старый  джентльмен  и
оба мальчика затеяли  любопытную  и  необычайную  игру:  веселый  старый
джентльмен, положив в один карман брюк табакерку, в  другой  -  записную
книжку, а в жилетный карман - часы с цепочкой,  обвивавшей  его  шею,  и
приколов к рубашке булавку с фальшивым  бриллиантом,  наглухо  застегнул
сюртук, сунул в карманы футляр от очков и носовой платок и  с  палкой  в
руке принялся расхаживать по комнате, подражая тем пожилым джентльменам,
которых можно увидеть в любой час дня прогуливающимися по улице. Он  ос-
танавливался то перед очагом, то у двери, делая вид, будто с  величайшим
вниманием рассматривает витрины. При этом он то и дело озирался,  опаса-
ясь воров и, желая убедиться, что ничего не потерял, похлопывал себя по-
очередно по всем карманам так забавно и натурально, что  Оливер  смеялся
до слез. Все время оба мальчика следовали за ним по пятам,  а  когда  он
оборачивался, так ловко скрывались из поля его  зрения,  что  невозможно
было за ними уследить. Наконец, Плут не то наступил ему на ногу,  не  то
случайно за нее зацепился, а Чарли Бейтс налетел на него сзади, и в одно
мгновение они с удивительным проворством стянули у него  табакерку,  за-
писную книжку, часы с цепочкой, носовой платок и даже футляр от очков.
   Если старый джентльмен ощущал чью-то руку в кармане, он кричал, в ка-
ком кармане рука, и тогда игра начиналась сызнова.
   Когда в эту игру сыграли много раз подряд, явились две  молодые  леди
навестить молодых джентльменов; одну из них звали Бет, а другую Нэнси. У
них были чрезвычайно пышные волосы, не очень  аккуратно  причесанные,  и
грязные чулки и башмаки. Пожалуй, их нельзя было  назвать  хорошенькими,
но румянец у них был яркий, и они казались здоровыми и  жизнерадостными.
Держали они себя очень мило и непринужденно, и  Оливер  решил,  что  они
славные девушки. И несомненно так оно и было.
   Эти гости пробыли долго. Подали виски, так как одна из  молодых  леди
пожаловалась, что внутри у нее все  застыло.  Завязалась  беседа,  очень
оживленная и поучительная. Наконец. Чарли Бейтс заявил, что пора, по его
мнению, поразмять копыта. Оливер решил,  что,  по-видимому,  это  значит
прогуляться, так как немедленно вслед за этим Плут. Чарли и обе  молодые
леди ушли все вместе, получив предварительно деньги на расходы от любез-
ного старого еврея.
   - Так-то, мой милый, - сказал Феджин. - Приятная жизнь, не правда ли?
Они ушли на целый день.
   - Со своей работой они уже покончили, сэр? - спросил Оливер.
   - Совершенно верно, - ответил еврей, - разве что им  подвернется  ка-
кое-нибудь дельце во время прогулки, а уж тогда они им займутся, мой ми-
лый, можешь не сомневаться в этом. Бери с них пример, милый мой. Бери  с
них пример, - повторил он, постукивая по очагу лопаткой для угля,  чтобы
придать своим словам больше веса. - Делай все, что они тебе прикажут,  и
во всем слушайся их советов, в особенности, мой милый, советов Плута. Он
будет великим человеком и тебя сделает таким же,  если  ты  станешь  ему
подражать. Кстати, мой милый, не торчит ли у  меня  из  кармана  носовой
платок? - спросил вдруг еврей.
   - Да, сэр, - ответил Оливер.
   - Посмотрим, удастся ли тебе его вытащить так, чтобы  я  не  заметил.
Утром ты видел, как они это делали, когда мы играли.
   Оливер одной рукой придержал карман снизу, как это делал на его  гла-
зах Плут, а другой осторожно вытащил платок.
   - Готово? - воскликнул еврей.
   - Вот он, сэр! - сказал Оливер, показывая платок.
   - Ты ловкий мальчуган, мой милый, - сказал старый джентльмен, одобри-
тельно погладив Оливера по голове. - Никогда еще  я  не  видывал  такого
шустрого мальчика. Вот тебе шиллинг. Если ты будешь  продолжать  в  этом
духе, из тебя выйдет величайший человек в мире. А теперь иди сюда, я те-
бе покажу, как спарывают метки с платков.
   Оливер не понимал, почему кража - в шутку - носового платка из карма-
на старого джентльмена имеет отношение к его шансам стать великим  чело-
веком. Но полагая, что еврей, который был много старше его, прекрасно об
этом осведомлен, он послушно подошел к столу и вскоре углубился в  новую
работу.
 
 
   ГЛАВА X Оливер ближе знакомится с новыми товарищами и  дорогой  ценой
приобретает опыт. Короткая, но очень важная глава в этом повествовании
 
   Много дней Оливер не выходил из комнаты еврея, спарывая метки с носо-
вых платков (их приносили в большом количестве),  а  иной  раз  принимая
участие в описанной выше игре, которую оба  мальчика  и  еврей  затекали
каждое утро. Наконец, он начал тосковать по свежему  воздуху  и  не  раз
умолял старого джентльмена разрешить ему пойти на работу вместе с  двумя
его товарищами.
   Оливеру не терпелось приступить к работе еще и потому, что  он  узнал
суровый, добродетельный нрав старого  джентльмена.  Если  Плут  и  Чарли
Бейтс приходили вечером домой с пустыми руками, он с  жаром  толковал  о
гнусной привычке к праздности и безделью и внушал им необходимость вести
трудовую жизнь, отправляя их спать без ужина. Однажды  он  даже  спустил
обоих с лестницы, но, пожалуй, тут он слишком далеко зашел в  своих  мо-
ральных поучениях.
   Наконец, настало утро, когда Оливер получил разрешение, которого  так
ревностно добивался. Вот уже два три дня не приносили  носовых  платков,
ему нечего было делать, и обеды стали довольно скудными. Быть может,  по
этой-то причине старый джентльмен дал свое согласие. Как бы там ни было,
он позволил Оливеру идти и поручил его заботам Чарли Бейтса и его  прия-
теля Плута.
   Мальчики втроем отправились в путь. Плут, по обыкновению, шел с  под-
вернутыми рукавами и в заломленной набекрень шляпе; юный  Бейтс  шество-
вал, заложив руку в карманы, а между ними брел Оливер, недоумевая,  куда
они идут и какому ремеслу будет он обучаться в первую очередь.
   Брели они лениво, не спеша, и Оливер вскоре начал подумывать, не  хо-
тят ли его товарищи обмануть старого джентльмена и вовсе не пойти на ра-
боту. Вдобавок у Плута была дурная привычка сдергивать шапки с  ребят  и
забрасывать их во дворы, а Чарли Бейтс обнаружил весьма непохвальное по-
нятие о правах собственности, таская яблоки и луковицы с лотков, стоящих
вдоль тротуара, и рассовывая их по карманам, столь  поместительным,  что
казалось, его костюм весь состоит из них. Это так не нравилось  Оливеру,
что он собирался заявить о своем намерении идти назад, как  вдруг  мысли
его приняли другое направление, так как поведение Плута весьма загадочно
изменилось.
   Они только что вышли из узкого двора неподалеку от площади в  Клерке-
нуэле, которая неведомо почему называется "Лужайкой", как вдруг Плут ос-
тановился и, приложив палец к губам, с величайшей осторожностью  потащил
своих товарищей назад.
   - Что случилось? - спросил Оливер.
   - Те... - зашептал Плут. - Видишь  вон  того  старикашку  у  книжного
ларька?
   - Видишь джентльмена на гой стороне? - спросил Оливер. - Вижу.
   - Годится! - сказал Плут.
   - Первый сорт! - заметил юный Чарли Бейтс.
   Оливер с величайшим изумлением переводил взгляд с одного на  другого,
но задать вопроса не пришлось, так как оба мальчика незаметно перебежали
через дорогу и подкрались сзади к старому джентльмену, которого показали
ему раньше. Оливер сделал несколько шагов, и не зная, идти ли ему за ни-
ми, или пойти назад, остановился и взирал на них с безмолвным  удивлени-
ем.
   Старый джентльмен с напудренной головой и в очках  в  золотой  оправе
имел вид весьма почтенный. На нем был бучылочного цвета  фрак  с  черным
бархатным воротником и светлые брюки, а под  мышкой  он  держал  изящную
бамбуковую трость. Он взял с прилавка книгу и стоя читал ее с таким вни-
манием, как будто сидел в кресле у себя в кабинете. Очень возможно,  что
он и в самом деле воображал, будто там сидит: судя по его  сосредоточен-
ному виду, было ясно, что он не  замечает  ни  прилавка,  ни  улицы,  ни
мальчиков - короче говоря, ничего, кроме книги, которую  усердно  читал;
дойдя до конца страницы, он переворачивал лист, начинал с верхней строки
следующей страницы и продолжал читать с величайшим интересом и  внимани-
ем.
   Каковы же были ужас и смятение Оливера, остановившегося в  нескольких
шагах и смотревшего во все глаза, когда он увидел, что Плут засунул руку
в карман старого джентльмена и вытащил оттуда  носовой  платок,  увидел,
как он передал этот платок Чарли Бейтсу и, наконец, как они  оба  броси-
лись бежать и свернули за угол.
   В одно мгновение мальчику открылась тайна носовых платков, и часов, и
драгоценных вещей, и еврея. Секунду он  стоял  неподвижно,  и  от  ужаса
кровь бурлила у него в жилах так, что ему казалось, будто он в огне; по-
том, растерянный и испуганный, он кинулся прочь и, сам не по ни мая, что
делает, бежал со всех ног.
   Все это произошло в одну минуту. В тот  самый  момент,  когда  Оливер
бросился бежать, старый джентльмен сунул руку в карман и, не найдя носо-
вого платка, быстро оглянулся. При виде удиравшего мальчика он,  разуме-
ется, заключил, что это и есть преступник, и,  закричав  во  все  горло:
"Держите вора!" - пустился за ним с книгой в руке.
   Но не один только старый  джентльмен  поднял  тревогу.  Плут  и  юный
Бейтс, не желая бежать по улице и тем привлечь к себе всеобщее внимание,
спрятались в первом же подъезде за углом. Услыхав крик и увидев бегущего
Оливера, они  сразу  угадали,  что  произошло,  поспешили  выскочить  из
подъезда и с криком: "Держите вора!" - приняли участие в погоне, как по-
добает добрым гражданам.
   Хотя Оливер был воспитан философами, он теоретически не был знаком  с
превосходной аксиомой, что самосохранение  есть  первый  закон  природы.
Будь он с нею знаком, он оказался бы к этому подготовленным.  Но  он  не
был подготовлен и тем сильнее испугался; посему он летел, как  вихрь,  а
за ним с криком и ревом гнались старый джентльмен и два мальчика.
   "Держите вора! Держите вора!" Есть в этих словах магическая сила. Ла-
вочник покидает свой прилавок, а возчик  свою  подводу,  мясник  бросает
свой лоток, булочник свою корзину, молочник свое ведро, рассыльный  свои
свертки, школьник свои шарики, мостильщик свою кирку, ребенок  свой  во-
лан. И бегут они как попало, вперемежку, наобум, толкаются,  орут,  кри-
чат, заворачивая за угол, сбивают с ног прохожих, пугают собак и  приво-
дят в изумление кур; а улицы, площади и дворы оглашаются криками.
   "Держите вора! Держите вора!" Крик подхвачен сотней голосов, и  толпа
увеличивается на каждом углу. И мчатся они, шлепая по грязи и  топая  по
тротуарам; открываются окна, выбегают из домов люди, вперед летит толпа,
зрители покидают Панча в самый разгар его приключений и, присоединившись
к людскому потоку, подхватывают крики и с новой энергией вопят: "Держите
вора! Держите вора!"
   "Держите вора! Держите вора!" Глубоко в человеческом сердце  заложена
страсть травить кого-нибудь. Несчастный, измученный ребенок, задыхающий-
ся от усталости, - ужас на его лице, отчаяние в  глазах,  крупные  капли
пота стекают по щекам, - напрягает каждый нерв, чтобы уйти от  преследо-
вателей, а они бегут за ним и, с каждой секундой к нему приближаясь, ви-
дят, что силы ему изменяют, и орут еще громче, и гикают, и ревут от  ра-
дости. "Держите вора!" О да, ради бога, задержите его хотя бы только  из
сострадания!
   Наконец, задержали! Ловкий удар. Он лежит на мостовой, а толпа с  лю-
бопытством его окружает. Вновь прибывающие  толкаются  и  протискиваются
вперед, чтобы взглянуть на него. "Отойдите в сторону!" - "Дайте ему воз-
духу"! - "Вздор! Он его не заслуживает". - "Где этот джентльмен?" - "Вот
он, идет по улице". - "Пропустите вперед джентльмена!" - "Это тот  самый
мальчик, сэр? - "Да".
   Оливер лежал, покрытый грязью и пылью, с окровавленным  ртом,  бросая
обезумевшие взгляды на лица окружавших его людей, когда самые  быстроно-
гие его преследователи угодливо  привели  и  втолкнули  в  круг  старого
джентльмена.
   - Да, - сказал джентльмен, - боюсь, что это ют самый мальчик.
   - Боится! - пробормотали в толпе. - Добряк!
   - Бедняжка! - сказал джентльмен. - Он ушибся.
   - Это я, сэр! - сказал здоровенный, неуклюжий парень,  выступив  впе-
ред. - Вот разбил себе кулак о его Зубы. Я его задержал, сэр.
   Парень, ухмыльнувшись, притронулся к шляпе, ожидая  получить  что-ни-
будь за труды, но старый джентльмен, посмотрев  на  него  с  неприязнью,
тревожно оглянулся, как будто в свою очередь подумывал о бегстве. Весьма