Приключения Оливера Твиста | |
же безуспешно. Через день Оливер и мистер Мэйли отправились в городок,
где был рынок, надеясь услышать что-нибудь об этих людях; но и эта по-
пытка ни к чему не привела. Спустя несколько дней это событие стало за-
бываться, как забываются почти все события, когда любопытство, не полу-
чая новой пищи, само собой угасает.
Между тем Роз быстро поправлялась. Она уже ходила по дому, начала вы-
ходить в сад и снова приняла участие в жизни семьи, радуя все сердца.
Но хотя эта счастливая перемена заметно отразилась на маленьком круж-
ке и хотя в коттедже снова зазвучали беззаботные голоса и веселый смех,
иногда кое в ком чувствовалась непривычная скованность - даже в самой
Роз, - на что не мог не обратить внимания Оливер. Миссис Мэйли с сыном
уединялись часто и надолго, а Роз не раз приходила заплаканная. Когда же
мистер Лосберн назначил день своего отъезда в Чертей, эти признаки стали
еще заметнее, и было ясно, что происходит нечто, нарушающее покой моло-
дой леди и кого-то еще.
Наконец, как-то утром, когда Роз сидела одна в маленькой столовой,
вошел Гарри Мэйли и нерешительно попросил позволения поговорить с ней
несколько минут.
- Недолго... совсем недолго... я вас не задержу, Роз, - сказал моло-
дой человек, придвигая к ней стул. - То, что я хочу сказать, уже открыто
вашим мыслям... Самые заветные мои надежды известны вам, хотя от меня вы
о них еще не слыхали.
Роз очень побледнела, когда он вошел, но это можно было приписать ее
недавней болезни. Она опустила голову и, склонившись над стоявшими поб-
лизости цветами, молча ждала продолжения.
- Я... я должен был уехать отсюда раньше, - сказал Гарри.
- Да... должны, - отозвалась Роз. - Простите мне Эти слова, но я бы
хотела, чтобы вы уехали.
- Меня привело сюда самое ужасное и мучительное опасение, - продолжал
молодой человек, - боязнь потерять единственное дорогое существо, на ко-
тором сосредоточены все мои упования и надежды. Вы были при смерти; вы
пребывали между землей и небом. Мы знаем: когда болезнь поражает юных,
прекрасных и добрых, их дух бессознательно стремится к светлой обители
вечного покоя... Мы знаем - да поможет нам небо! - что лучшие и прекрас-
нейшие из нас слишком часто увядают в полном расцвете.
При этих словах слезы выступили на глазах кроткой девушки; и когда
одна слезинка упала на цветок, над которым она склонилась, и ярко зас-
веркала в его венчике, цветок стал еще прекраснее, - казалось, будто из-
лияния ее девственного, юного сердца заявляют по праву о своем родстве с
чудеснейшим творением Природы.
- Создание, прекрасное и невинное, как ангел небесный, - с жаром про-
должал молодой человек, - находилось между жизнью и смертью. О, кто мог
надеяться - когда перед глазами ее приоткрылся тот далекий мир, который
был родным для нее, - что она вернется к печалям и невзгодам этого мира!
Роз, Роз, видеть, как вы ускользаете, подобно нежной тени, отброшенной
на землю лугом с небес, отказаться от надежды, что вы будете сохранены
для тех, кто прозябает здесь, - да и вряд ли знать, зачем должны вы быть
сохранены для них, - чувствовать, что вы принадлежите тому лучезарному
миру, куда так рано унеслись на крыльях столь многие, самые прекрасные и
добрые, и, однако, вопреки Этим утешительным мыслям, молиться о том,
чтобы вы были возвращены тем, кто вас любит, - такое мучение вряд ли
можно вынести! Я испытывал его днем и ночью. Вместе с ним на меня нахлы-
нул поток страхов, опасений и себялюбивых сожалений, что вы можете уме-
реть, не узнав, как беззаветно я любил вас, - этот поток мог унести с
собой и сознание и мой разум!.. Вы выздоровели. День за днем и чуть ли
не час за часом здоровье по капле возвращалось к вам и, вливаясь в исто-
щенный, слабый ручеек жизни, медлительно в вас текущий, вновь подарило
ему стремительность и силу. Глазами, ослепленными страстной и глубокой
любовью, я следил за тем, как с порога смерти вы возвращались к жизни.
Не говорите же мне, что вы хотите лишить меня этого! Ибо теперь, когда я
люблю, люди стали мне ближе.
- Я не это хотела сказать, - со слезами ответила Роз. - Я хочу
только, чтобы вы уехали отсюда и снова устремились к высоким и благород-
ным целям - целям, вполне достойным вас.
- Нет цели, более достойной меня, более достойной самого благородного
человека, чем старания завоевать такое сердце, как ваше! - сказал моло-
дой человек, беря ее руку. - Роз, милая моя, дорогая Роз! Много лет,
много лет я любил вас, надеясь завоевать пути к славе, а потом гордо
вернуться домой, чтобы разделить ее с вами... Я грезил наяву о том, как
в эту счастливую минуту напомню вам о многих безмолвных доказательствах
юношеской любви и попрошу вашей руки во исполнение старого безмолвного
соглашения, заключенного между нами! Это не случилось. Но теперь, не за-
воевав никакой славы и не осуществив ни одной юношеской мечты, я предла-
гаю вам свое сердце, давно отданное вам, и вся моя судьба Зависит от тех
слов, какими вы встретите это предложение.
- Вы всегда были добры и благородны, - сказала Роз, подавляя охватив-
шее ее волнение. - Вы не считаете меня бесчувственной или неблагодарной,
так выслушайте же мой ответ.
- Вы ответите, что я могу заслужить вас, не правда ли, дорогая Роз?
- Я отвечу, - сказала Роз, - что вы должны постараться забыть меня:
нет, не старого и преданного вам друга - это ранило бы меня глубоко, - а
ту, кого вы любите. Посмотрите вокруг! Подумайте, сколько на свете сер-
дец, покорить которые вам было бы лестно. Если хотите, сделайте меня по-
веренной вашей новой любви... Я буду самым верным, любящим и преданным
вашим другом.
Последовало молчание, в течение которого Роз, закрыв лицо рукой, дала
волю слезам. Гарри не выпускал другой ее руки.
- Какие у вас причины. Роз, - тихо спросил он, наконец, - какие у вас
причины для такого решения?
- Вы имеете право их знать, - ответила Роз. - И все ваши слова бес-
сильны их изменить. Это - долг, который я должна исполнить. Я обязана
это сделать ради других и ради самой себя.
- Ради самой себя?
- Да, Гарри. Ради себя самой; лишенная друзей и состояния, с запят-
нанным именем, я не должна давать вашим друзьям повод заподозрить меня в
том, будто я из корысти уступила вашей первой любви и послужила помехой
для всех ваших надежд и планов. Я обязана, ради вас и ваших родных, по-
мешать тому, чтобы вы в пылу свойственного вам великодушия воздвигли та-
кую преграду на пути к жизненным успехам...
- Если ваши чувства совпадают с сознанием долга... - начал Гарри.
- Нет, не совпадают... - сильно покраснев, ответила Роз.
- Значит, вы отвечаете на мою любовь? - спросил Гарри. - Только это
одно скажите, дорогая Роз, только Это! И смягчите горечь столь тяжкого
разочарования!
- Если бы я могла отвечать на нее, не принося жестокого зла тому, ко-
го люблю, - сказала Роз, - я бы...
- Вы приняли бы это признание совсем иначе? - спросил Гарри. - Хоть
этого не скрывайте от меня. Роз!
- Да! - сказала Роз. - Довольно! - прибавила она, освобождая руку. -
Зачем нам продолжать этот мучительный разговор? Очень мучительный для
меня, и тем не менее он сулит мне счастье на долгие времена, потому что
счастьем будет сознавать, что своей любовью вы вознесли меня так высоко
и каждый ваш успех на жизненном поприще будет придавать мне сил и твер-
дости. Прощайте, Гарри! Так, как встретились мы сегодня, мы больше ни-
когда не встретимся, но хотя наши отношения не будут походить на те, ка-
кие могла повлечь за собой Эта беседа, - мы можем быть связаны друг с
другом прочно и надолго. И пусть благословения, исторгнутые молитвами
верного и пылкого сердца из источника правды, пусть они принесут вам ра-
дость и благоденствие!
- Еще одно слово, Роз! - сказал Гарри. - Скажите, какие у вас основа-
ния? Дайте мне услышать их из ваших уст!
- Перед вами блестящее будущее, - твердо ответила Роз. - Вас ждут все
почести, которых большие способности и влиятельные родственники помогают
достигнуть в общественной жизни. Но эти родственники горды, а я не хочу
встречаться с теми, кто может отнестись с презрением к матери, давшей
мне жизнь, и не хочу принести позор сыну той, которая с такой добротой
заступила место моей матери. Одним словом, - продолжала молодая девушка,
отворачиваясь, так как стойкость покинула ее, - мое имя запятнано, и лю-
ди перенесут мой позор на невиновного! Пусть попрекают лишь меня и я од-
на буду страдать.
- Еще одно слово, Роз, дорогая Роз, только одно! - воскликнул Гарри,
бросаясь перед ней на колени. - Если бы я не был таким... таким счаст-
ливцем, как сказали бы в свете... если бы мне суждено было тихо и неза-
метно прожить свою жизнь, если бы я был беден, болен, беспомощен, вы и
тогда отвернулись бы от меня? Или же эти сомнения рождены тем, что я,
быть может, завоюю богатство и почести?
- Не настаивайте на ответе, - сказала Роз. - Этот вопрос не возникал
и никогда не возникнет. Нехорошо, почти жестоко добиваться ответа!
- Если ответ ваш будет такой, на какой я почти смею надеяться, - воз-
разил Гарри, - он прольет луч счастья на одинокий мой путь и осветит ле-
жащую передо мной тропу. Произнести несколько коротких слов, дать так
много тому, кто любит вас больше всех в мире, - не пустое дело! О Роз,
во имя моей пламенной и крепкой любви, во имя того, что я выстрадал ради
вас, и того, на что вы меня обрекаете, ответьте мне на один только этот
вопрос!
- Да, если бы судьба ваша сложилась иначе, - сказала Роз, - и вы не
намного выше меня стояли бы в обществе, если бы я могла быть вам помощью
и утешением в каком-нибудь скромном, тихом и уединенном уголке, а не
бесчестьем и помехой среди честолюбивых и знатных людей, - тогда мне
проще было бы принять решение. Теперь у меня есть все основания быть
счастливой, очень счастливой, но признаюсь вам, Гарри, тогда я была бы
еще счастливее.
Яркие воспоминания о былых надеждах, которые она лелеяла давно, еще
девочкой, воскресли в уме Роз, когда она делала это признание; но они
вызвали слезы, какие всегда вызывают былые надежды, возвращаясь к нам
увядшими, и слезы принесли ей облегчение.
- Я не могу побороть эту слабеете, но она укрепляет мое решение, -
оказала Роз, протягивая ему руку. - А теперь мы должны расстаться.
- Обещайте мне только одно, - сказал Гарри, - один раз, один только
раз - ну, скажем, через год, а быть может, раньше - вы позволите мне
снова заговорить с вами об этом... заговорить в последний раз!
- Но не настаивать на том, чтобы я изменила принятое мной решение, -
с печальной улыбкой отозвалась Роз. - Это будет бесполезно.
- Согласен! - сказал Гарри. - Только услышать, как вы повторите его,
если захотите - повторите в последний раз! Я положу к вашим ногам все
чины и богатства, каких достигну, и если вы останетесь непоколебимы в
своем решении, я не буду ни словом, ни делом добиваться, чтобы вы от не-
го отступили.
- Пусть будет так, - ответила Роз, - это только причинит новую боль,
но, может быть, к тому времени я в состоянии буду перенести ее.
Она снова протянула руку. Но молодой человек прижал Роз к груди и,
поцеловав ее чистый лоб, быстро вышел из комнаты.
ГЛАВА XXXVI, очень короткая и, казалось бы, не имеющая большого зна-
чения в данном месте. Но тем не менее ее должно прочесть как продолжение
предыдущей и ключ к той, которая последует в надлежащее время
- Так, стало быть, вы решили уехать сегодня утром со мной? - спросил
доктор, когда Гарри Мэйли уселся за завтрак вместе с ним и Оливером. -
Каждые полчаса у вас меняются или планы, или расположение духа!
- Придет время, и вы мне скажете совсем другое, - отозвался Гарри,
краснея без всякой видимой причины.
- Надеюсь, у меня будут на то веские основания, - ответил мистер Лос-
берн, - хотя, признаюсь, я не думаю, чтобы это случилось. Не далее чем
вчера утром вы очень поспешно приняли решение остаться здесь и, как по-
добает примерному сыну, проводить вашу мать на морское побережье. Еще до
полудня вы возвещаете о своем намерении оказать мне честь и сопровождать
меня в Лондон. А вечером вы весьма таинственно убеждаете меня отпра-
виться в дорогу, раньше чем проснутся леди, - в результате чего юный
Оливер принужден сидеть здесь за завтраком, хотя ему следовало бы рыс-
кать по лугам в поисках всяких красивых растений... Плохо дело, не прав-
да ли, Оливер?
- Я бы очень жалел, сэр, если бы меня не было дома, когда уезжаете вы
и мистер Мэйли, - возразил Оливер.
- Молодец! - сказал доктор. - Когда вернешься в город, зайди навес-
тить меня... Но, говоря серьезно, Гарри, не вызван ли этот неожиданный
отъезд каким-нибудь известием, полученным от важных особ?
- От важных особ, - ответил Гарри, - к числу которых, полагаю, вы от-
носите моего дядю, не было никаких известий с того времени, что я здесь,
и в эту пору года вряд ли могло произойти какое-нибудь событие, делающее
мое присутствие среди них необходимым.
- Ну и чудак же вы! - сказал доктор. - Разумеется, они проведут вас в
парламент на предрождественских выборах, а эти внезапные колебания и пе-
ременчивость - недурная подготовка к политической жизни. В этом какой-то
толк есть. Хорошая тренировка всегда желательна, состязаются ли из-за
поста, кубка или выигрыша на скачках.
У Гарри Мэйли был такой вид, будто он мог продлить этот короткий диа-
лог двумя-тремя замечаниями, которые потрясли бы доктора не на шутку, но
он удовольствовался словом "посмотрим" и больше не говорил на эту тему.
Вскоре к двери подъехала почтовая карета, и, когда Джайлс пришел за ба-
гажом, славный доктор суетливо выбежал из комнаты посмотреть, как его
уложат.
- Оливер, - тихо произнес Гарри Мэйли, - я хочу сказать тебе нес-
колько слов.
Оливер вошел в нишу у окна, куда поманил его мистер Мэйли; он был
очень удивлен, видя, что расположение духа молодого человека было груст-
ным и в то же время каким-то восторженным.
- Теперь ты уже хорошо умеешь писать? - спросил Гарри, положив руку
ему на плечо.
- Надеюсь, сэр, - ответил Оливер.
- Быть может, я не скоро вернусь домой... Я бы хотел, чтобы ты мне
писал - скажем, раз в две недели, в понедельник, - на главный почтамт в
Лондоне. Согласен?
- О, разумеется, сэр! Я с гордостью буду это делать! - воскликнул
Оливер, в восторге от такого поручения.
- Мне бы хотелось знать, как... как поживают моя мать и мисс Мэйли, -
продолжал молодой человек, - и ты можешь заполнить страничку, описывая
мне, как вы гуляете, о чем разговариваете и какой у нее... у них, хотел
я сказать... вид, счастливый ли и здоровый. Ты меня понимаешь?
- О да, прекрасно понимаю, сэр, - ответил Оливер.
- Я бы хотел, чтобы ты им об этом не говорил, - быстро сказал Гарри,
- так как моя мать стала бы писать мне чаще, что для нее утомительно и
хлопотливо. Пусть это будет наш секрет. И помни - пиши мне обо всем! Я
на тебя рассчитываю.
Оливер, восхищенный и преисполненный сознанием собственной значи-
тельности, от всей души пообещал хранить тайну и посылать точные сообще-
ния. Мистер Мэйли распрощался с ним, заверив его в своем расположении и
покровительстве.
Доктор сидел в карете; Джайлс (который, как было у словлено, оставал-
ся здесь) придерживал дверцу, а служанки собрались в саду и наблюдали
оттуда. Гарри бросил мимолетный взгляд на окно с частым переплетом и
вскочил в экипаж.
- Трогайте! - крикнул он. - Быстрей, живей, галопом! Сегодня только
полет будет мне по душе.
- Эй, вы! - закричал доктор, быстро опуская переднее стекло и взывая
к форейтору. - Мне полет совсем не по душе. Слышите?
Дребезжа и грохоча, пока расстояние не заглушило Этого шума и только
глаз мог различить движущийся Экипаж, карета катилась по дороге, почти
скрытая облаком пыли, то совсем исчезая из виду, то появляясь снова по
воле встречавшихся на пути предметов и извилин дороги. Провожающие ра-
зошлись лишь тогда, когда нельзя было разглядеть даже пыльное облачко.
А один из провожавших долго не спускал глаз с дороги, где исчезла ка-
рета, давно уже отъехавшая на много миль: за белой занавеской, которая
скрывала ее от глаз Гарри, бросившего взгляд на окно, сидела Роз.
- Он как будто весел и счастлив, - произнесла она, наконец. - Одно
время я боялась, что он будет иным. Я ошиблась. Я очень, очень рада.
Слезы могут знаменовать и радость и страдание; но те, что струились
по лицу Роз, когда она задумчиво сидела у окна, глядя все в ту же сторо-
ну, казалось говорили скорее о скорби, чем о радости.
ГЛАВА XXXVII, в которой читатель может наблюдать столкновение, неред-
кое в супружеской жизни
Мистер Бамбл сидел в приемной работного дома, хмуро уставившись на
унылую решетку камина, откуда по случаю летней поры не вырывались весе-
лые языки пламени, и только бледные лучи солнца отражались на ее холод-
ной и блестящей поверхности. С потолка свешивалась бумажная мухоловка,
на которую он изредка в мрачном раздумье поднимал глаза, и, глядя, как
суетятся в пестрой сетке неосторожные насекомые, мистер Бамбл испускал
тяжкий вздох, а на физиономию его спускалась еще более мрачная тень.
Мистер Бамбл размышлял; быть может, насекомые напоминали ему какое-ни-
будь тягостное событие из его собственной жизни.
Но не только мрачное расположение духа мистера Бамбла могло пробудить
меланхолию в душе наблюдателя. Немало было других признаков, и притом
тесно связанных с его особой, которые возвещали о том, что в делах его
произошла великая перемена. Обшитая галуном шинель и треуголка - где
они? Нижняя половина его тела была по-прежнему облечена в короткие пан-
талоны и черные бумажные чулки; но это были отнюдь не те панталоны. Сюр-
тук был по-прежнему широкополый и Этим напоминал прежнюю шинель, но -
какая разница! Внушительную треуголку заменила скромная круглая шляпа.
Мистер Бамбл больше не был приходским бидлом. Есть такие должности,
которые независимо от более существенных благ, с ними связанных, обрета-
ют особую ценность и значительность от сюртуков и жилетов, им присвоен-
ных. У фельдмаршала есть мундир; у епископа - шелковая ряса; у адвоката
- шелковая мантия; у приходского бидла - треуголка. Отнимите у епископа
его рясу или у приходского бидла его треуголку и галуны - кем будут они
тогда? Людьми. Обыкновенными людьми! Иной раз достоинство и даже свя-
тость зависят от сюртука и жилета больше, чем кое-кто полагает.
Мистер Бамбл женился на миссис Корни и стал надзирателем работного
дома. Власть приходского бидла перешла к другому - он получил и треугол-
ку, и обшитую галуном шинель, и трость.
- Завтра будет два месяца с тех пор, как это совершилось! - со вздо-
хом сказал мастер Бамбл. - А мне кажется, будто прошли века.
Быть может, мистер Бамбл хотел сказать, что в этом коротком восьмине-
дельном отрезке времени сосредоточилось для него все счастье жизни, но
вздох - очень многозначителен был этот вздох.
- Я продался, - сказал мистер Бамбл, развивая все ту же мысль, - за
полдюжины чайных ложек, щипцы для сахара, молочник и в придачу небольшое
количество подержанной мебели и двадцать фунтов наличными. Я продешевил.
Дешево, чертовски дешево!
- Дешево! - раздался над самым ухом мистера Бамбла пронзительный го-
лос. - За тебя сколько ни дай, все равно будет дорого: всевышнему из-
вестно, что уж я-то немало за тебя заплатила!
Мистер Бамбл повернулся и увидел лицо своей привлекательной супруги,
которая, не вполне уразумев те несколько слов, какие она подслушала из
его жалобы, рискнула тем не менее сделать вышеупомянутое замечание.
- Миссис Бамбл, сударыня! - сказал мистер Бамбл с сентиментальной
строгостью.
- Ну что? - крикнула леди.
- Будьте любезны посмотреть на меня, - произнес мистер Бамбл, устре-
мив на нее взор. ("Если она выдержит такой взгляд, - сказал самому себе
мистер Бамбл, - значит, она может выдержать что угодно. Не помню случая,
чтобы этот взгляд не подействовал на бедняков. Если он не подействует на
нее, значит я потерял свою власть").
Может быть, для усмирения бедняков достаточно было лишь немного выпу-
чить глаза, потому что они сидели на легкой пище и находились не в очень
блестящем состоянии, или же бывшая миссис Корни была совершенно непрони-
цаема для орлиных взглядов - зависит от точки Зрения. Во всяком случае,
надзирательница отнюдь не была сокрушена грозным видом мистера Бамбла,
но, напротив, отнеслась к нему с великим презрением и даже разразилась
хохотом, который казался вовсе не притворным.
Когда мистер Бамбл услышал эти весьма неожиданные звуки, на лице его
отразилось сначала недоверие, а затем изумление. После этого он впал в
прежнее состояние и очнулся не раньше, чем внимание его было вновь прив-
лечено голосом подруги его жизни.
- Ты весь день намерен сидеть здесь и храпеть? - осведомилась миссис
Бамбл.
- Я намерен сидеть здесь столько, сколько найду нужным, сударыня, -
отвечал мистер Бамбл. - И хотя я не храпел, но, если мне вздумается, бу-
ду храпеть, зевать, чихать, смеяться или плакать. Это мое право.
- Твое право! - с неизъяснимым презрением ухмыльнулась миссис Бамбл.
- Да, я произнес это слово, сударыня, - сказал мистер Бамбл. - Право
мужчины - повелевать!
- А какие же права у женщины, скажи во имя господа бога? - вскричала
бывшая супруга усопшего мистера Корни.
- Повиноваться, сударыня! - загремел мистер Бамбл. - Следовало бы ва-
шему злосчастному покойному супругу обучить вас этому, тогда, быть мо-
жет, он бы и по сей день был жив. Хотел бы я, чтобы он был жив, бедняга!
Миссис Бамбл, сразу угадав, что решительный момент настал и удар, на-
несенный той или другой стороной, должен окончательно и бесповоротно ут-
вердить главенство в семье, едва успела выслушать это упоминание об
усопшем, как уже рухнула в кресло и, завопив, что мистер Бамбл - бессер-
дечная скотина, разразилась истерическими слезами.
Но слезам не проникнуть было в душу мистера Бамбла: сердце у него бы-
ло непромокаемое. Подобно тому как касторовые шляпы, которые можно сти-
рать, делаются только лучше от дождя, так и его нервы стали более креп-
кими и упругими благодаря потоку слез, каковые, являясь признаком сла-
бости и в силу этого молчаливым признанием его могущества, были приятны
ему и воодушевляли его. С большим удовлетворением он взирал на свою лю-
безную супругу и поощрительным тоном просил ее хорошенько выплакаться,
так как, по мнению врачей, это упражнение весьма полезно для здоровья.
- Слезы очищают легкие, умывают лицо, укрепляют Зрение и успокаивают
нервы, - сказал мистер Бамбл. - Так плачь же хорошенько.
Сделав это шутливое замечание, мистер Бамбл снял с гвоздя шляпу и,
надев ее довольно лихо набекрень, - как человек, сознающий, что он долж-
ным образом утвердил свое превосходство, - засунул руки в карманы и нап-
равился к двери, всем видом своим выражая полное удовлетворение и игри-
вое расположение духа.
А бывшая миссис Корни прибегла к слезам, потому что это менее утоми-
тельно, чем кулачная расправа, но она была вполне подготовлена к тому,
чтобы испробовать и последний способ воздействия, в чем не замедлил убе-
диться мистер Бамбл.
Первым доказательством этого факта, дошедшим до его сознания, был ка-
кой-то глухой звук, а затем его шляпа немедленно отлетела в другой конец
комнаты. Когда эта предварительная мера обнажила его голову, опытная ле-
ди, крепко обхватив его одной рукой за шею, другой осыпала его голову
градом ударов (наносимых с удивительной силой и ловкостью). Покончив с
этим, она слегка видоизменила свои приемы, принявшись царапать ему лицо
и таскать за волосы; когда же он, по ее мнению, получил должное возмез-
дие за оскорбление, она толкнула его к стулу, который, по счастью, стоял
как раз в надлежащем месте, и предложила ему еще раз заикнуться о своем
праве, если у него хватит смелости.
- Вставай! - повелительным тоном сказала миссис Бамбл. - И убирайся
вон, если не желаешь, чтобы я совершила какой-нибудь отчаянный поступок!
Мистер Бамбл с горестным видом встал, недоумевая, какой бы это мог
быть отчаянный поступок. Подняв свою шляпу, он направился к двери.
- Ты уходишь? - спросила миссис Бамбл.
- Разумеется, дорогая моя, разумеется, - отвечал мистер Бамбл, устре-
мившись к двери. - Я не хотел... я ухожу, дорогая моя! Ты так порывиста,
что, право же, я...
Тут миссис Бамбл торопливо шагнула вперед, чтобы расправить ковер,
сбившийся во время потасовки. Мистер Бамбл мгновенно вылетел из комнаты,
даже и не подумав докончить начатую фразу, а поле битвы осталось в пол-
ном распоряжении бывшей миссис Корни.
Мистер Бамбл растерялся от неожиданности и был разбит наголову. Он
отличался несомненно склонностью к запугиванию, извлекал немалое удо-
вольствие из мелочной жестокости и, следовательно (что само собой разу-
меется), был трусом. Это отнюдь не порочит его особы, ибо многие долж-
ностные лица, к которым относятся с великим уважением и восхищением, яв-
ляются жертвами той же слабости. Это замечание сделано скорее в похвалу
ему и имеет целью внушить читателю правильное представление о его при-
годности к службе.
Но мера унижения его еще не исполнилась. Производя обход дома и впер-
вые подумав о том, что законы о бедняках и в самом деле слишком суровы,
а мужья, убежавшие от своих жен и оставившие их на попечение прихода,
заслуживают по справедливости отнюдь не наказания, а скорее награды, как
люди достойные, много претерпевшие, - мистер Бамбл подошел к комнате,
где несколько призреваемых женщин обычно занимались стиркой приходского
белья и откуда сейчас доносился гул голосов.
- Гм! - сказал мистер Бамбл, обретая присущее ему достоинство. - Уж
эти-то женщины по крайней мере будут по-прежнему уважать мои права...
Эй, вы! Чего вы такой шум подняли, негодные твари?
С этими словами мистер Бамбл открыл дверь и вошел с видом разгневан-
ным и грозным, который мгновенно уступил место самому смиренному и трус-
ливому, когда взгляд его неожиданно остановился на достойной его супру-
ге.
- Дорогая моя, - сказал мистер Бамбл, - я не знал, что ты здесь.
- Не знал, что я здесь! - повторила миссис Бамбл. - А ты что тут де-
лаешь?
- Я подумал, что они слишком много болтают, а дела не делают, дорогая
моя, - отвечал мистер Бамбл, в замешательстве глядя на двух старух у ло-
хани, которые обменивались наблюдениями, восхищенные смиренным видом
надзирателя работного дома.
- Ты думал, что они слишком много болтают? - спросила миссис Бамбл. -
А тебе какое дело?
- Совершенно верно, дорогая моя, ты тут хозяйка, - покорно согласился
мистер Бамбл. - Но я подумал, что, может быть, тебя сейчас здесь нет.
- Вот что я тебе скажу, мистер Бамбл, - заявила его супруга, - в тво-
ем вмешательстве мы не нуждаемся. Очень уж ты любишь совать нос в дела,
которые тебя не касаются; только ты отвернешься, над тобой смеются, все
время разыгрываешь дурака... Ну-ка, проваливай!
Мистер Бамбл, с тоской наблюдая радость обеих старух, весело хихикав-
ших, минутку колебался. Миссис Бамбл, не терпевшая никакого промедления,
схватила ковш с мыльной пеной и, указав на дверь, приказала ему немед-
ленно удалиться, пригрозив окатить дородную его персону содержимым ков-
ша.
Что было делать мистеру Бамблу? Он уныло осмотрелся и потихоньку ре-
тировался. Когда он добрался до двери, хихиканье старух перешло в прон-
зительный смех, выражавший неудержимый восторг. Этого только не хватало!
Он был унижен в их глазах; он уронил свой авторитет и достоинство даже
перед этими бедняками; он упал с величественных высот поста бидла в глу-
бочайшую пропасть, очутившись в положении мужа, находящегося под башма-
ком у сварливой жены.
- И все это за два месяца! - сказал мистер Бамбл, исполненный горест-
ных дум. - Два месяца! Всего-навсего два месяца тому назад я был не
только сам себе господин, но всем другим господин, во всяком случае в
работном доме, а теперь!..
Это было уже слишком. Мистер Бамбл угостил пощечиной мальчишку, отк-
рывавшего ему ворота (ибо в раздумье, сам того не замечая, он добрался
до ворот), и в замешательстве вышел на улицу.
Он прошел по одной улице, потом по другой, пока прогулка не заглушила
первых приступов тоски, а эта перемена в расположении духа вызвала у не-
го жажду. Он миновал много трактиров, но, наконец, остановился перед од-
ним в переулке, где, как он убедился, глянув мельком поверх занавески,
не было никого, кроме одногоединственного завсегдатая. Как раз в это
время полил дождь. Это заставило его решиться. Мистер Бамбл вошел; прой-
дя мимо стойки и приказав, чтобы ему подали чего-нибудь выпить, он очу-
тился в комнате, куда заглядывал с улицы.
Человек, сидевший там, был высокий и смуглый, в широком плаще. Он
производил впечатление иностранца и, судя по изможденному его виду и за-
пыленной одежде, совершил длинное путешествие. Когда вошел Бамбл, он ис-
коса взглянул на него и едва удостоил кивком в ответ на его приветствие.
У мистера Бамбла хватило бы достоинства и на двоих, даже если бы нез-
накомец оказался более общительным; поэтому он молча пил свой джин, раз-
бавленный водой, и читал газету с очень важным и солидным видом. Однако
же случилось так - это бывает очень часто, когда люди встречаются при
подобных обстоятельствах, - что мистер Бамбл то и дело чувствовал
сильное желание, которому не мог противостоять, украдкой бросить взгляд
на незнакомца, и всякий раз он не без смущения отводил глаза, ибо в эту
минуту незнакомец украдкой посматривал на него. Замешательство мистера
Бамбла усиливалось вследствие странного взгляда незнакомца, у которого
глаза были зоркие и блестящие, но выражали какое-то мрачное недоверие и
презрение, чего мистер Бамбл никогда доселе не наблюдал и что было очень
неприятно.
Когда взгляды их таким образом несколько раз встретились, незнакомец
грубым, низким голосом нарушил молчание.
- Это меня вы искали, когда заглядывали в окно? - спросил он.
- Думаю, что нет, если вы не мистер...
Тут мистер Бамбл запнулся, ибо он любопытствовал узнать имя незнаком-
ца и в нетерпении своем надеялся, что тот заполнит пробел.
- Вижу, что не искали, - сказал незнакомец; саркастическая улыбка
чуть заметно кривила его губы. - Иначе вы бы знали мое имя. Советую вам
не осведомляться о нем.
- Я не хотел вас обидеть, молодой человек, - величественно ответство-
вал мистер Бамбл.
- И не обидели, - сказал незнакомец.
После этого краткого диалога снова воцарилось молчание, которое и на
сей раз было нарушено незнакомцем.
- Мне кажется, я вас раньше видел, - сказал он. - Я видел вас мельком
на улице, когда вы были одеты иначе, но, кажется, я вас узнаю. Вы ког-